Святые и славные преподаватели и студенты Полтавской Семинарии

прославленных в лике святых:

обучался святитель Софроний (Кристалевский), епископ Иркутский.

25 декабря 1703 / 7 января 1704 - 30 марта / 12 апреля 1771
Память - 12 апреля (преставление), 23 июня (в Соборе Сибирских святых), 13 июля (прославление в 1918)

Святитель Софроний, епископ Иркутский и всея Сибири чудотворец, известный под фамилией Кристалевский (в миру Стефан), родился в Украине, в Черниговском полку, в 1704 году. Отец его, Назарий Федоров, был "посполитый человек" (то есть простолюдин, крестьянин; в данном случае - служивый крестьянского происхождения).

Детские годы святого Софрония проходили в местечке Березань Переяславского уезда Полтавской губернии, где поселилась семья после увольнения отца со службы. У Стефана было два брата и сестра Пелагея. Имя одного брата - Павел, имя другого, старшего, неизвестно, но есть сведения, что он был впоследствии наместником Красногорского Золотоношского монастыря. С возрастом Стефан поступил в Киевскую Духовную Академию, где в то время обучались два других будущих святителя - Иоасаф, епископ Белгородский (+ 10 декабря 1754), и Павел, митрополит Тобольский (+ 4 ноября 1770).

Получив духовное образование, Стефан поступил в Красногорский Преображенский монастырь (позднее переименован в Покровский, а с 1789 года преобразован в женскую обитель), где уже подвизался его старший брат. 23 апреля 1730 года он принял постриг с именем Софроний, в честь святителя Софрония, Патриарха Иерусалимского (память 11 марта).

В ночь после пострижения в монашество инок Софроний услышал в Покровском храме голос: "Когда будешь епископом, построй храм во имя Всех святых", - предуказавший его будущее служение. Через два года, в 1732 году, его вызвали в Киев, где в Софийском соборе хиротонисали в сан иеродиакона, а потом - иеромонаха.

О последующем периоде жизни святого Софрония в его послужном списке говорится следующее: "После посвящения в оном Золотоношском монастыре казначеем был два года, а потом взят по указу Переяславской епархии Преосвященного Арсения Берлова в дом его архиерейский, в котором был экономом 8 лет, по взятие в Александро-Невский монастырь, от которого... в 1735 году послан был в Санкт-Петербург за делами его архиерейскими, за которыми в ходатайстве пребыл два года".

Эти данные достаточно конкретно свидетельствуют о жизненном пути святителя. Проходя послушание у правящего архиерея в Переяславе, он часто уединялся в расположенном недалеко Преображенском монастыре для безмолвного созерцания и других иноческих трудов.

Во время пребывания иеромонаха Софрония по архиерейским делам в Петербурге, на него обратили особое внимание в Синоде. Когда возникла необходимость пополнить братство Александро-Невского монастыря в Санкт-Петербурге, то в числе 29 иноков, вызванных из разных монастырей России, в январе 1742 года был вызван и будущий святитель. Год спустя его назначили казначеем монастыря, а в 1746 году он был утвержден в должности наместника обители, которую исполнял более семи лет.

В помощь себе святой иеромонах Софроний вызвал своего земляка, уроженца города Прилуки, иеромонаха Синесия, и поставил его строителем Ново-Сергиевой пустыни, приписанной к Александро-Невскому монастырю. С того времени дружба двух подвижников - иеромонаха Софрония и иеромонаха Синесия - все более крепла в едином пастырском делании, они уже были неразлучны вплоть до своей кончины на Сибирской земле. В эти годы святой Софроний много трудов положил на благоустройство обители и улучшение преподавания в находившейся при ней семинарии. Совместно с архиепископом Феодосием он заботился о должном укомплектовании монастырской библиотеки. При нем была построена двухэтажная церковь: верхняя, в честь святого Феодора Ярославича, старшего брата святого Александра Невского, и нижняя, в честь святого Иоанна Златоуста.

В 1747 году скончался Иркутский епископ Иннокентий II (Нерунович). Шесть лет самая большая по территории Иркутская епархия оставалась без духовного окормления.

Наконец, императрица Елизавета Петровна (1741 - 1761) указом от 23 февраля 1753 года рекомендовала Святейшему Синоду благочестивого наместника Александро-Невского монастыря святого Софрония, как "лицо, не только достойное епископского сана, но и вполне могущее оправдать желание и надежды государыни и Синода - подъять бремя епископского служения на далекой окраине и удовлетворить нужды паствы в суровой стране, среди дикой природы и произвола людского".

18 апреля 1753 года, в Неделю о Фоме, в Большом Успенском соборе московского Кремля святой Софроний был рукоположен во епископа Иркутского и Нерчинского. В Москве большие услуги святителю оказал архиепископ Московский и Севский Платон (Малиновский), который участвовал в его хиротонии. Он преподал ему отеческие наставления на предстоящий подвиг, так как был хорошо знаком с особенностями сибирского духовного быта, предупреждал о своеволии местных властей и советовал подобрать надежных помощников.

Предвидя трудное служение в отдаленном Сибирском крае, новопоставленный святитель не отправился сразу в Иркутскую епархию, но начал подбирать образованных и духовно опытных сотрудников. Он также посетил свою первую, Красногорскую, обитель, был и у святынь Киева, где испрашивал благословение у Киево-Печерских угодников на свое служение.

20 марта 1754 года святитель прибыл в Иркутск. Вначале он заехал в Вознесенский монастырь - место жительства своих предшественников, молился на могиле святителя Иннокентия (Кульчицкого; + 1731, память 26 ноября). Ко времени приезда святителя Софрония иркутские обители уже имели почти столетнюю историю. Основатели этих монастырей были в свое время исполнены горячим желанием иноческого, подвижнического жития.

Ознакомившись с положением дел в епархии, святитель Софроний приступил к преобразованиям в Духовной консистории, монастырях и приходах и обратился в Святейший Синод с просьбой прислать достойных людей для священнослужения в Иркутской епархии.

Проницательный святитель назначал настоятелями монастырей людей благочестивых, мудрых, деятельных, с большим жизненным и духовным опытом. В 1754 году святитель Софроний возвел своего друга и сподвижника иеромонаха Синесия в архимандрита Вознесенского монастыря. Этот достопамятный настоятель послужил монастырю тридцать три года, вплоть до своей блаженной кончины.

В сентябре 1754 года святитель издал указ, в котором выражалась озабоченность обучением и воспитанием детей. Духовенству вменялось в обязанность обучение своих детей Часослову, Псалтири, пению и букварю, причем учение "должно было идти со всяким прилежанием и крайним рачением, дабы дети могли пономарскую и дьячковскую обязанность исполнять по достоинствам своим".

В проповедях и личных беседах святитель Софроний неустанно побуждал всех к более высоким нравственным идеалам. Большое внимание он уделял благоговейному и правильному совершению богослужения и Таинств священнослужителями, а также следил за нравственной чистотой мирян, заботился о положении женщин в семье, охранял их от несправедливостей. Святитель старался повсеместно водворить уставное богослужение, для чего вызывал к себе священников, диаконов, дьячков и пономарей, которые сослужили во время архиерейского богослужения, участвовали в хоре или иподиаконствовали. Особыми указами он восстановил правильное каждение и благовест.

Призванный на апостольское служение в Сибири, святитель Софроний положил много трудов на просвещение язычников. С этой целью он заботился об устройстве быта малых народов, способствовал развитию в местном населении оседлости и культуры, предлагал им для поселения монастырские земли и всячески старался изолировать от влияния язычества. К святителю постоянно приходили и приезжали из далеких мест за благословением многочисленные посетители.

Но среди многих забот он не забывал о вечности, о своей внутренней духовной жизни. Сохранилось свидетельство келейника святителя Софрония, который сообщает, что святитель "пищу употреблял самую простую и в малом количестве, служил весьма часто, большую часть ночи проводил в молитве, спал на полу...".

Его подвижнический дух соответствовал общему подъему христианского духа в России.

До конца своих дней святитель Софроний сохранял любовь к Красногорской Золотоношской обители, которая взлелеяла его в дни юности. Он постоянно способствовал поддержанию в ней благолепия, посылал для этого необходимые средства.

Чувствуя ухудшение здоровья, святитель Софроний подал прошение в Синод об увольнении его на покой. Но с ответом из Петербурга медлили, потому что трудно было найти достойного преемника.

Последние дни жизни святитель Софроний провел в молитвенном подвиге. Скончался он в преклонных летах 30 марта 1771 года, на второй день Пасхи.

Празднование святителю Софронию установлено на Поместном Соборе Русской Православной Церкви, который состоялся 10 - 23 апреля 1918 года. На второй сессии этого Собора под председательством Святейшего Патриарха Тихона была утверждена Служба святителю Софронию. Тропарь в Службе составлен управлявшим в то время Иркутской епархией архиепископом Иоанном. Другой тропарь употребляется ныне в Красногорском Золотоношском женском монастыре в честь Покрова Божией Матери.

Литература: Священник Анатолий Просвирнин. Святитель Софроний, епископ Иркутский, всея Сибири чудотворец. - Журнал Московской Патриархии, 1971. - № 9. - С. 67 - 78.

Тропарь святителю Софронию, глас 1:

Скорый в бедах и скорбех заступииче, отче иерарше страны Сибирския, святителю Софроние, на небеси предстояй с первоиерархом Иркутския Церкви и всеми святыми, выну имаши благоволение Господа славы: призри иа люди, притекающыя к честным останкам святых мощей твоих, с верою и любовию слезно просящыя твоея помощи и заступления, моли, Егоже проповедал еси людем Сибири, избавити я от находящих зол и наветов вражиих, просветити людие оляденевшая древле неверием сердца, даровати утверждение веры Христовы и спасти души наша.

Кондак, глас 3:

Пастырей Начальнику Христу трудился еси, святителю Софроние, на пажити духовней северныя страны нашея, языцы монгольстии от прелести и скверны идольския избавляя, привел еси я к свету веры Христовы, и ныне со Ангелы Владычню Престолу предстоя, моли непрестанно о всех нас, избавити ны от бед и спасти души наша.

Тропарь святителю Софронию, глас 4:

От юности Христа возлюбил еси, блаженне Софроние, добре управил еси иноческия обители, и архиерейства саном почтен быв, упасл еси Иркутскую паству: темже и по преставлении дарования чудес от Бога приял еси, и молиши Христа Бога избавити нас от бед и спасти души наша.

Кондак, глас 4:

Соименнаго мудрости иерарха, изрядное Церкве Иркутския украшение, отца нашего святителя Софрония любовию восхвалим вси вернии, той бо есть хранитель града и страны сея и молитвенник о душах наших.

преподавал священномученик Сильвестр (Ольшевский), архиепископ Омский и Павлодарский, бывший Прилукский, викарий Полтавской епархии.

Память -
местночтимый Омской епархии ?,
26 февраля? (преставление)

Священномученик Сильвестр (в миру Иустин Львович Ольшевский) родился 1/14 июня 1860 года в селе Косовка Сквирского уезда Киевской губернии в семье диакона Льва Ольшевского. Его детство было связано с православным богослужением, заронившим в душу ребенка глубокие впечатления от духовной высоты православия.

Родители определили Иустина в Киевскую Духовную семинарию, где он обратил на себя внимание начальства прилежанием к богословским наукам, добрым нравом, молитвенной настроенностью души, и юношу рекомендовали в чтецы к знаменитому ученому, богослову-догматисту и профессору Духовной Академии архимандриту Сильвестру (Малеванскому), впоследствии епископу Каневскому, викарию Киевской епархии и ректору Академии.

Вследствие того, что архимандрит Сильвестр имел слабое зрение, в обязанности чтеца входило чтение вслух сочинений богословского характера как отечественных авторов, так и иностранных. Он был в это время, как он сам выражался, "очами и пером" ученого-богослова и монаха-подвижника. При ближайшей технической помощи воспитанника семинарии Иустина Ольшевского архимандритом Сильвестром были написаны первые два тома из пятитомного собрания "Догматического богословия".

Совместная работа в течение длительного времени сроднила ученика и учителя, установила прочную нравственную связь, которая осталась неизменной до самой блаженной кончины епископа Сильвестра (Малеванского). Большое воспитывающее влияние оказали на ученика духовный облик учителя и подвижнический образ его жизни. Архимандрит Сильвестр имел твердый, решительный, но чрезвычайно добрый характер и проводил жизнь аскета-подвижника, ученого-трудолюбца, отличался милосердием. После смерти он не оставил никакого состояния, а имевшиеся скудные средства и пенсию завещал употребить на свое погребение и поминовение, а также раздать нищим.

Счастливая близость Иустина Ольшевского к такому подвижнику, каким был архимандрит Сильвестр, способствовала выработке и углублению его собственного религиозно-нравственного мировоззрения, помогла ему миновать юношеские блуждания и выбрать твердую стезю - сначала православного миссионера, затем священника, а впоследствии и архипастыря.

В 1883 году Иустин окончил Духовную Семинарию. В тот же год архимандрит Сильвестр рекомендовал даровитого, трудоспособного и высоконастроенного юношу к поступлению в Киевскую Духовную Академию, которую он окончил в числе первых кандидатов в 1887 году, во все время обучения пользуясь духовным и ученым покровительством Владыки Сильвестра.

Другим обстоятельством, определившим содержание и последующие занятия Иустина, стало близкое знакомство с различными рационалистическими и мистическими сектами. Во время обучения в Семинарии и Академии он все каникулы проводил в своей семье, в селе, где служил его отец. Село и весь район были заполонены штундистами. Молодой богослов заинтересовался этой, тогда еще новой, сектой и, еще учась в Академии, начал пристально изучать мировоззрения сектантов, бытовое устройство их жизни - с тем, чтобы знать, каким образом мог бы успешно противодействовать им православный миссионер.

Видя, с какой скоростью распространяются различные секты и сектантские учения, Иустин Ольшевский сразу же после окончания Академии принял решение посвятить себя служению миссионерскому делу. 27 октября 1887 года он был назначен учителем церковноприходской школы в селе Липовка Киевского уезда, а 15 января 1888 года переведен преподавателем Закона Божия в двухклассное министерское училище в местечке Шпола того же уезда, одного из беднейших в губернии, но, главное, почти всецело зараженного штундизмом.

Основательно ознакомившись с учением секты, Иустин Львович пришел к мысли, что деятельность светского миссионера несравненно более полезна, чем деятельность миссионера из духовенства. Он письменно изложил свои соображения по этому поводу и подал докладную записку митрополиту Киевскому Платону.

Соображения и доводы, изложенные в записке, были полностью приняты, и 7 марта 1889 года Иустин Львович был назначен миссионером Киевской епархии и утвержден учителем церковноприходской школы Киевского Свято-Владимирского братства. В то время назначение епархиальным миссионером лица светского звания было большим новшеством; подобные случаи были единичны (например, миссионерское служение священномученика Константина Голубева в Саратовской епархии).

В результате практической деятельности Иустина Львовича на поприще просвещения сектантов и обличения их лжеучений появился его труд под заглавием "Обличение штунды в библейских текстах". Этот труд многократно переиздавался и стал ценнейшим пособием для миссионеров и пастырей.

В 80-90-х годах XIX века на многие епархии надвигалось сектантство, и оно особенно свирепствовало в Полтавской епархии; сюда в это время был назначен епископом выдающийся церковный деятель и подвижник Преосвященный Иларион (Юшенов). В бытность свою наместником Киево-Печерской Лавры преосвященный Иларион познакомился со студентом Академии Иустином Ольшевским. Последний, тяготея к монашескому образу жизни, часто посещал Лавру, ее святыни, монашескую братию и ее благочестивого наместника. Став Полтавским епископом, Преосвященный Иларион в 1890 году пригласил Иустина Львовича преподавать всеобщую и русскую гражданскую историю в Полтавской Духовной Семинарии, а также исполнять послушание епархиального миссионера. С этого времени миссионерская деятельность Ольшевского была связана с Полтавской епархией и продолжалась она здесь более двадцати лет.

Будучи миссионером, Иустин Львович сталкивался с самыми широкими слоями населения и приобрел опыт, какой не всегда бывает у приходского священника. Здесь были и непоколебимые в вере православные, и колеблющиеся в своих убеждениях, и вовсе отпавшие от веры, и раскольники-старообрядцы, и сектанты, и даже малочисленные тогда толстовцы. Свои наблюдения, соображения и предложения, касающиеся сектантского движения и его угрозы православию, Иустин Львович изложил в пространном докладе под названием "Задачи нашей противосектантской миссии", который он прочел в публичном заседании Полтавского комитета Миссионерского общества. Имея прекрасную богословскую подготовку, а также большой опыт работы с сектантами, он исчерпывающе изложил в докладе причины возникновения сектантского движения в России, причины его успеха, а также меры по преодолению этого пагубного явления.

Впоследствии известный миссионер и чиновник особых поручений при Святейшем Синоде В. М. Скворцов, вспоминая о времени, когда ему и Иустину Львовичу пришлось начинать миссионерское дело в Киевской и Полтавской епархиях, писал:

"Мы с Иустином Львовичем Ольшевским являемся передовыми по времени деятельности миссионерами. Я в Киеве несколько раньше вступил на непроторенную миссионерскую стезю, Иустин Львович -- немного позже. Он первый из ученых кандидатов Духовной Академии взял на себя научную разработку штундизма, и его работы сохраняют свою свежесть и высокую ценность и в настоящее время. Тогда не было ясно и точно выражено учение штундистов, приходилось идти ощупью, самим прокладывать путь. Самому ходить в собрания штундистов и здесь на опыте убедиться, что полученными в Академии знаниями не всегда можно успешно отразить нападки штундистов. Они мыслят и толкуют Слово Божие иначе, чем мы, и для успеха миссии среди них нужны особые приемы. Для достижения своих целей и унижения духовенства они не брезгуют никакими средствами. Вот один из многих примеров. В конце беседы штундист обращается к отцу благочинному с просьбой написать приходскому священнику (и) истолковать им семнадцатую главу Послания к римлянам. Благочинный удовлетворил просьбу. Нужно было видеть радость штундистов, когда они получили для передачи записку об истолковании несуществующей главы.

Много причин появления и развития штунды. Одной из них является небрежение духовенства к своему высокому служению. "Нам спящим" враг всеял плевелы, и они утвердились и разрослись за счет православных. В первые годы моей миссионерской практики пришлось иметь неприятное дело с фактом укрывательства штунды. В Киев начали доходить слухи, что в весьма населенном местечке Богуславе неблагополучно, что сильное штундистское движение захватывает православное население. На запрос епархиального начальства местный отец протоиерей ответил, что там всего два штундиста. Когда я поехал туда, то оказалось, что их там двести и две трети прихода -- колеблющихся.

И вот в эту пору выступил на миссионерское поприще Иустин Львович Ольшевский и начал печатать в "Руководстве для сельских пастырей" свое "Обличение штундизма в библейских текстах".

Эти миссионерские записки тогда обратили внимание всех заинтересованных в борьбе со штундой. Теперь эта книга вышла вторым изданием и, как написанная лицом, стоявшим у живого дела, сохраняет полную ценность и в настоящее время".

Наблюдая сектантское движение и его развитие в государстве, среди населения, Иустин Львович увидел масштаб и значение той угрозы, которая нависла со стороны сектантства над русским народом и над самим существованием государства. В то же время Иустин Львович вполне осознавал, насколько большая лежит ответственность на православном русском народе перед народами, хотя и входящими в единое с ним государство, но еще не просвещенными спасительной Христовой верой. Выступая с докладом на общем собрании Полтавского Миссионерского общества, Иустин Львович сказал:

"Кто искренно предан и любит свою православную веру, тот не должен оставаться равнодушным при виде целых областей и племен, входящих в состав нашего обширного отечества и доселе остающихся в язычестве, -- по мере своих сил он должен оказывать содействие в обращении их ко Христу. Научение есть величайшее проявление христианской любви и милосердия к ближнему. "Просветить народы, сидящие во тьме и тени смертной, верою в Иисуса Христа есть высокое назначение народа Российского; племена инородческие преданы ему Провидением для того, чтобы он передал им тот же дар Божий (Святую веру), который самому ему предан от народа, предварившего нас в Царствии Божием", -- справедливо говорит один знаменитый наш миссионер (архимандрит Макария Глухарев)".

Как прекрасно зарекомендовавший себя и опытный миссионер, Иустин Львович был отправлен на Второй миссионерский съезд, проходивший в июне 1891 года в Москве.

Исполняя послушание епархиального миссионера, Иустин Львович постоянно командировался в села Полтавской епархии, где приходские священники не могли справиться с растущим сектантским движением. В январе 1892 года Иустин Львович побывал в миссионерских командировках в селах Герклев и Еремеевка Золотоношского уезда. Епархиальным начальством было признано, что миссионерские поручения им были исполнены с большим успехом.

Увидев в лице Иустина Львовича столь ревностного труженика, епископ Полтавский Иларион предложил ему принять сан пресвитера. Иустин Львович согласился с предложением Преосвященного, но с условием, если ему будет разрешено посвящение в сущем состоянии, то есть неженатым. На запрос Преосвященного Святейший Синод дал свое разрешение, и 2 февраля 1892 года, в праздник Сретения Господня, Преосвященный Иларион, епископ Полтавский, при совершении Божественной литургии в Свято-Троицкой семинарской церкви рукоположил Иустина Ольшевского в сан пресвитера.

Впоследствии, в 1912 году, в отчете о многолетней миссионерской деятельности отца Иустина "Полтавские епархиальные ведомости" писали, что когда отец Иустин принял священный сан в сущем состоянии, то "сразу же повел жизнь истинного монаха в миру; этот великий жизненный шаг его встречен был духовенством с некоторым недоверием. Но шли годы, и это недоверие сменилось чувством беспредельного уважения. Стало ясно, что о.Иустин являет в своем лице пастыря высокого христианского душенастроения и мировоззрения, пастыря исключительной силы воли и характера. Отсюда начинается его огромное духовное влияние на пастырство епархии, которому он светил нравственным светом своего христианского жития. Миссионерская деятельность о. Иустина еще более сближала его с духовенством в трудах на ниве Божией, укрепляя чисто пастырские связи с ним".

Для полтавской паствы и духовенства оказалась особенно значима и многоценна деятельность отца Иустина по организации богословских чтений для интеллигенции и личное в них участие. Прочитанные на этих чтениях лекции составили глубоко содержательную книгу под названием "В вере ли вы?". Памятником просветительской деятельности отца Иустина в Полтаве было созданное по его инициативе и в течение многих лет им руководимое Братство законоучителей и педагогов в память отца Иоанна Кронштадтского. По его инициативе и при его участии был издан Переяславский Полтавский патерик. Вышли его собственные труды: "Обличение штундизма в библейских текстах", "Борьба со штундой" (по просьбе Киевской Духовной Консистории это издание было разослано во все приходы Киевской епархии), "Миссионерская программа Закона Божия" была одобрена Третьим Всероссийским миссионерским съездом и принята к исполнению Первым чрезвычайным собранием училищного совета при Святейшем Синоде.

7 декабря 1893 года за плодотворный миссионерский труд отцу Иустину была выражена благодарность с внесением в формуляр от епархиального архиерея.

1 апреля 1894 года отец Иустин был перемещен на кафедру гомилетики, литургики и практического руководства для пастырей Полтавской Духовной Семинарии. 3 сентября Его Преосвященством епископом Полтавским отцу Иустину была выражена благодарность за ревностные труды по руководству священников в борьбе со штундою. Через два года, 15 октября 1896 года, отец Иустин был назначен епархиальным наблюдателем церковных школ Полтавской епархии.

Все это время он, будучи истинным нестяжателем и не имея ничего из имущества, вел образ жизни истинного монаха. Он жил в скромной келье при монастырской гостинице и проводил все свое время в трудах: молитве, чтении слова Божия, объездах епархии, тщательно руководствуя вверенные ему школы, а также проводя многочисленные миссионерские беседы. Летние каникулы отец Иустин посвящал сугубому молитвенному подвигу и паломничеству в Святую Землю или в русские обители. Когда на время каникул выпадали миссионерские съезды, он принимал деятельное в них участие. Все всероссийские и местные миссионерские, а также церковно-школьные съезды имели его деятельным участником. В этот период им была издана примерная программа миссионерских дополнительных уроков по Закону Божию, которая явилась тогда первым руководством для законоучителей.

Особое отношение было у отца Иустина к школе и детям. По внешнему своему положению он не был монахом, и некоторые, не зная его хорошо, спрашивали о его семье и детях. Таковым он неизменно отвечал, что насчитывает у себя до пятидесяти тысяч богоданных ему детей. Для школьного персонала он был непосредственным начальником, но его никто не боялся как начальника. Его посещение школы никогда не воспринималось учителями как ревизия их деятельности. Отца Иустина всегда ожидали в школе как самого дорогого гостя. Его посещения были для учителей наградой за их тяжелый труд. Он приносил в школу богатство знаний, которыми спешил поделиться, богатство личного опыта, высокого духовного настроения и влияния. Его отношение и любовь к церковным школам были подобны тем, которые проявлял к таковым другой священномученик - Фаддей, архиепископ Тверской. Не только учителя, но и дети с трепетом и нетерпением ожидали приезда отца Иустина.

Пробыв весь день в школе, он вместе с учащими и учащимися выслушивал чтение вечерних молитв. После молитв все брали благословение, но никто не расходился, никому не хотелось уходить. Все как будто ожидали чего-то. И здесь раздавался робкий голос какой-нибудь ученицы: "Отец Иустин, расскажите нам что-нибудь! Пожалуйста!". Все присоединялись к просьбе, отец Иустин садился и начинал рассказ о Святой Земле, о Почаевской Лавре, о Соловецком монастыре, об Оптиной пустыни, о монастыре Валаамском, о епископе Феофане Затворнике, о преподобном Серафиме Саровском, о преподобном Амвросии Оптинском, о святом праведном Иоанне Кронштадтском, которого он знал лично и с которым ему посчастливилось совершать Божественную литургию, о многих других святых и подвижниках. Так, за глубоко поучительными и назидательными рассказами, время незаметно приближалось к полуночи, и батюшка уже сам напоминал, что детям пора спать.

В адресе, поднесенном ему к пятнадцатилетию его церковно-школьной работы, деятельность отца Иустина была охарактеризована следующим образом:

"По градам и весям, по далеким и захолустным окраинам нашей епархии Вы разносили горячий призыв к дружной работе, и, проясняя в сознании духовенства священную миссию нашей школы, Вы незаметно вкладывали первые кирпичи в фундаменты тех школьных зданий, сетью которых с такой поразительной быстротой покрылась наша Полтавская епархия. Но еще более ярко и выпукло выступают Ваши великие заслуги в деле созидания духовной сущности, духовной сердцевины нашего школьного дела. Из богатой сокровищницы своей души Вы щедро вливали в нашу школу живые потоки благоуханной молитвы и того благоговейного духа церковности, который неотъемлем и неотделим от Вашей личности. И такое Ваше глубокое духовное влияние отобразилось на всем внутреннем и внешнем складе бытия нашей школы. Как от центра к перифериям, от Вашей личности широко распространялись лучи Вашего душенастроения и мировоззрения. И эти лучи ярко светили работе и в просторных помещениях городских школ, и в убогих избах школ грамоты. Под незримым действием этой духовной оживляющей силы росла и крепла наша школа, храня непоколебимую верность той священной идее, которая заложена в основу ее бытия.

С удивительной душевной чуткостью, с неизменной отзывчивостью и глубоким проникновением, всегда и всюду Вы шли навстречу вопросам и интересам нашего школьного дела, вместе с нами переживая и его радости, и его скорби. Ваше бережное, любовное отношение к школьным работникам так часто поднимало в них энергию, пробуждало святые порывы и обогревало порой иную иззябшую душу".

12 мая 1902 года определением Святейшего Синода священник Иустин Ольшевский был награжден саном протоиерея. В этот период епархиальное начальство, видя его ревностную деятельность на церковном поприще, а также высоконравственный образ его жизни, неоднократно предлагало ему принять сан архиерея, но отец Иустин по своему смирению всякий раз отклонял это предложение. Только в конце 1910 года, после двадцатилетнего служения на поприще епархиального миссионера, восемнадцатилетнего служения в сане пресвитера и четырнадцати лет служения церковно-школьному делу, он, наконец, дал свое согласие на возведение в сан епископа. Радостным для епархии стало известие о призвании отца Иустина к святительскому служению. В глазах верующего народа, перед которым проходила вся жизнь и деятельность пастыря-подвижника, он уже давно почитался достойным этого ответственного сана.

Архиепископ Полтавский Назарий (Кириллов) призвал протоиерея Иустина Ольшевского принять иночество с ходатайством о назначении к себе викарным епископом. 10 декабря 1910 года Высочайше утвержденным всеподданнейшим докладом Святейшего Синода протоиерей Иустин Ольшевский был назначен епископом Прилукским, викарием Полтавской епархии, с пострижением в монашество. 23 декабря 1910 года архиепископ Назарий постриг протоиерея Иустина в мантию с наречением ему имени Сильвестра -- в память преподобного Сильвестра Печерского, а 25 декабря, в праздник Рождества Христова, иеромонах Сильвестр был возведен в сан архимандрита.

В субботу, 15 января 1911 года в Санкт-Петербурге в зале заседания Святейшего Синода произошло наречение архимандрита Сильвестра во епископа Прилукского, викария Полтавской епархии. Чин наречения совершали: митрополиты Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), Московский Владимир (Богоявленский) и Киевский Флавиан (Городецкий); архиепископы Ярославский Тихон (Белавин) и Ставропольский Агафодор (Преображенский); епископы Минский Михаил (Темнорусов), Тульский Парфений (Левицкий) и Самарский Константин (Булычев). По наречении во епископа архимандрит Сильвестр произнес слово, которое произвело на присутствующих огромное впечатление, уже потому, и с каким чувством оно было произнесено, так и из-за его содержания. Слово священномученика оказалось пророческим относительно его собственной будущей участи. В своем слове архимандрит Сильвестр сказал:

"Когда впервые надели на меня священнослужительские одежды, я со всей силой почувствовал значение сих евангельских слов: егда бе юн, поясашеся сам и хождаше, аможе хотяше; егда же состареешися, воздежеши руце твои, и Ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши (Ин. 21, 18). Когда я был более юн, действительно поясался сам и ходил, аможе хотел, путями собственными, неуготованными. Ныне наступает время, дабы Ин поясал меня и вел.

С двух сторон нас ведут и влекут. По слову апостола, "плоть желает противного духу, а дух противного плоти" (Гал. 5, 17). О, как сильно ныне влечение плоти и мира, вооруженных совершенным состоянием наук, искусств и всякой техники! Мир тянет на свою сторону всеми средствами, до телесного насилия включительно, и отторгает наследие Божие. Мирская зараза проникает ныне в богословскую науку и в клир. Ныне более, чем когда-нибудь, христианская Церковь подобна кораблю, обуреваемому великим волнением житейского моря. Для верных наступают времена исповедничества. Вот с какой стороны теперь ин пояшет и ведет, аможе не хощеши. Трудно и страшно ныне архипастырствование".

На следующий день, в воскресенье 16 января, в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялась хиротония архимандрита Сильвестра во епископа Прилукского, викария Полтавской епархии. По окончании литургии, вручая жезл новопоставленному архиерею, священномученик Владимир, митрополит Киевский и Галицкий, обратился к нему со словом, в котором призвал к стойкости и любви к правде в настоящее трудное время.

В понедельник Преосвященный Сильвестр совершил первое архиерейское богослужение в церкви Ярославского подворья, во вторник - раннюю литургию в храме Иоанновского монастыря, где был погребен святой праведный Иоанн Кронштадтский.

Чем больше проходило времени, тем яснее виделось значение трудов епископа Полтавской епархии. В 1911 году епархиальный съезд учредил при Полтавском и Лубенском женских епархиальных училищах две стипендии имени протоиерея Иустина Ольшевского, в память о его деятельности. Кобелякское духовенство решило отметить его деятельность устройством религиозно-просветительского дома имени протоиерея Иустина Ольшевского. В этом доме планировалось соорудить церковь, зал для религиозно-просветительских чтений, двухклассную школу, квартиры для учителей и бесприходного уездного наблюдателя, а также помещения для приезжего духовенства.

Подводя итоги пятнадцатилетней плодотворной деятельности отца Иустина в должности епархиального миссионера, церковно-школьные деятели стали поднимать вопрос о нравственном долге почтить эту деятельность. Архиепископ Назарий благословил это намерение, назначив само чествование на 29 декабря 1911 года.

Во время чествования Кременчугский уездный наблюдатель священник Даниил Данилевский прочел от имени церковно-школьных работников Полтавской епархии адрес, в котором, в частности, было сказано:

"Шестнадцать лет назад на долю Вашу выпал жребий стать правой рукой блаженной памяти епископа Илариона в его святых трудах на ниве церковно-школьной. В ту пору над нашей родной школой занималась заря новой, радостной жизни. Из серых сумерек незаметного прозябания, из железных оков материального гнета эта школа неудержимо стихийно потянулась к свету. В это незабвенное, доброе время впервые мы увидели Вас, Владыка, выходящим на ниву церковно-школьную - в расцвете сил, с глубокой и покорной готовностью все существо свое отдать святому любимому делу. И плодотворность Ваших неустанных трудов на сей ниве не замедлила проявить себя во всей силе".

Отвечая на приветственный адрес, Владыка сказал: "В прочитанном приветствии я познаю не столько самого себя, сколько любовь, благорасположение и благонастроение писавших. Спаси вас Господи! На это приветствие я отвечу следующим святоотеческим словом, именно: что было в моей школьной деятельности доброго, то от Господа Бога, а что было несовершенного, то мое собственное. Посему: Господу Богу нашему за все слава и держава во веки веков. Аминь".

Став епископом, владыка Сильвестр усилил свои молитвенные труды, ревностно исполнял архипастырские обязанности. В понедельник и субботу Преосвященный служил ранние литургии, в пятницу и воскресенье - поздние; каждую пятницу Владыка читал Акафист Страстям Христовым.

В середине 1912 года до полтавской паствы и прихожан Крестовоздвиженского монастыря, где Владыка жил и часто служил, стали доходить слухи о намерении Святейшего Синода перевести епископа Сильвестра на другую кафедру. Любовь паствы к нему была так огромна, что было послано прошение в Святейший Синод с просьбой не переводить Владыку на другую кафедру, оставить в Полтаве хотя бы еще на несколько лет. Пасомые писали, что молитвами епископа Сильвестра они полюбили богослужение, осознали и почувствовали важность внимательного и благоговейного отношения к Божественной литургии. Епископ был оставлен на кафедре еще на два года.

13 ноября 1914 года Преосвященный Сильвестр был назначен епископом Челябинским, викарием Оренбургской епархии. 4 декабря все духовенство и огромное число полтавской паствы провожало своего глубокочтимого и любимого пастыря, двадцать четыре года прослужившего в Полтавской епархии. Из Полтавы Преосвященный Сильвестр поехал в Одессу к своему духовному отцу, архиепископу Назарию, оттуда - в кафедральный город епархии Оренбург, а затем - на место своего служения, в Челябинск, куда он прибыл в двадцатых числах декабря.

При своем первом служении в челябинском соборе Владыка сказал: "Господь наш Иисус Христос заповедал Своим ученикам, а в лице их всем пастырям Церкви, быть прежде всего проповедниками мира (Мф. 10, 12). Посему и аз, смиренный, принимая возложенное на меня послушание, обращаюсь к вам, возлюбленные о Христе братие и чада, с сим Христовым словом: мир оставляю вам, мир мой даю вам: не яко же мир дает, Аз даю вам (Ин. 14, 27).

Мир от Господа не таков, как тот мир, который от людей мира сего исходит. Мир сего мира часто бывает как бездеятельность, как плод телесной и духовной немощи, мир сего мира бывает как беспечность, как плод всякого нерадения. Мир сего мира бывает как злое попустительство, как злое непротивление злу. Завещая мир, Христос Спаситель вместе с тем сказал: не мните, яко приидох воврещи мир на землю: не приидох воврещи мир, но меч (Мф. 10, 34). При действовании царствия Божия в мире неизбежно выступают и меч от врагов как сила, противная Христу, и достойный меч от последователей Христовых как напряжение доброй деятельности. Истинный последователь Христов не противится злу греховными средствами, но всячески действует против зла благословенными от Господа средствами.

Каков же мир Христов? Мир Христов есть деятельный внешний мир со всеми ближними и дальними. Еще возможно еже от вас, со всеми человеки мир имейте (Рим. 12, 18), -- говорится в слове Божием. Мир Христов есть мир совести, как нравственная безукоризненность. Мир Христов есть мир с Богом, как дерзновенная молитва".

Служа в Оренбургской епархии, Владыка все силы отдавал пастве, большую часть времени проводя в поездках по церквам Челябинского уезда, стараясь наладить жизнь приходов. Указ Святейшего Синода от 4 июня 1915 года о назначении его епископом Омским и Павлодарским пришел тогда, когда Владыка был в пути, и он стал ему известен только спустя неделю. Через день епископ выехал в Петроград, чтобы там ознакомиться с положением дел в той епархии, где ему предстояло служить. Испросив разрешение Синода, Владыка из Петрограда заехал в Полтаву, а потом посетил Киев, где принял участие в торжествах в честь святого князя Владимира.

Имея благочестивую привычку перед всяким трудным делом или испытанием молиться у православных святынь, он, прежде чем направиться в Омск и вступить в управление епархией, совершил паломничество в Иркутск, поклонился святым мощам святителя Иннокентия и попросил у него помощи. Наступило тяжелое время, уже год, как длилась война и лилась кровь, и он просил святителей Тобольских и Иркутских, чтобы их молитвами Господь укрепил его дух, даровал ему силу и мужество, какие были у них самих, чтобы он мог благоуспешно вести врученную ему паству ко Христу и спасению.

8 августа Преосвященный Сильвестр прибыл в Омск. Протоиерей кафедрального собора встретил его приветственным словом. В ответном слове Преосвященный Сильвестр сказал:

"Христов мир степной стране сей, Богом врученной нам пастве омской! Христов мир богоспасаемому граду сему! Христов мир вам, возлюбленные братие, сестры и чада! Уста глаголют от избытка сердца. Нельзя не говорить прежде всего о том, что ныне на душе у всех. Уже второй год дорогое Отечество наше переносит допущенное Господом тяжкое испытание в виде жесточайшей войны с просвещенными западноевропейскими варварами. Напряжение жизни страшное, потери великие. Множество семейств оплакивают потерю своих кормильцев. И степной край наш разделяет общую судьбу скорбей и тягостей. Потребен, дорог мир исстрадавшемуся сердцу, но мир Христов, а не мир вражеский. Степной край Господь изобильно благословил всякими дарами Своими. Потому устремились сюда люди на жительство из разных мест. Благодарение Господу, принесли они с собою деятельную силу, верующие сердца, доброе настроение. С великим трудом и усилиями, как это обычно у новоселов, они устрояют свой телесный и духовный быт. Но удовлетворение духовных их потребностей встречает часто близкие к непреодолимости затруднения, именно в деле устроения храмов Божиих и определения подготовленных пастырей".

В 1917 - 1918 годах в Москве собрался Поместный Собор, восстановивший патриаршество и избравший Патриархом святого Тихона, митрополита Московского. Епископ Сильвестр был неизменным участником соборных заседаний.

В январе 1918 года Преосвященный Сильвестр навестил Полтаву и возвращался в Омск. Повсюду наблюдалось как падение нравственное, так и развал в хозяйственной жизни страны. Гражданские поезда из Полтавы не ходили, и Владыка вместе с сопровождавшим его диаконом попросился в одну из солдатских теплушек эшелона, который возвращался с Западного фронта в восточные губернии. В вагоне находились безбожники-агитаторы, которые стали укорять молодых солдат, что они пустили в вагон священнослужителей, и хулить православную веру. С грустью слушал их архипастырь, под опекой которого было в то время более полумиллиона духовных детей. Перед его мысленным взором проносились знакомые облики отступников от святой веры и Церкви, и он ясно почувствовал, что долг повелевает ему сказать свое слово, каковы бы ни были последствия.

- Братцы, - громко и отчетливо произнес архипастырь, обращаясь к солдатам, - признаете ли вы свободу за всеми людьми? Если признаете свободу, чтобы не веровать, то признайте свободу и за теми, кто желает веровать. Не дозволяйте глумиться над неверующими, но не оскорбляйте и верующих. О чем угодно гражданском говорите и обсуждайте свободно, но не касайтесь Господа Бога и святыни. А желаете узнать насчет религии, спрашивайте тех, кто на это дело поставлен. Ведь насчет лекарства спрашиваете у доктора, насчет суда спрашиваете у адвоката, так и насчет религии спрашивайте у пастырей.

И затем архипастырь стал отвечать на вопросы солдат. Рассказал о нетленных мощах угодников Божиих, почивающих в Киево-Печерской Лавре, рассказал о святых, которые были выходцами из крестьянского сословия, из людей самого бедного состояния, а затем, отвечая на вопросы, долго и подробно рассказывал о святом праведном Иоанне Кронштадтском, о своей поездке к нему и о том, какое впечатление произвел на него кронштадтский пастырь.

Рассказ его коренным образом переменил настроение слушателей; ругатели Церкви на ближайшей станции покинули вагон и не возвращались, а от других больше не раздавалось ни одного оскорбительного для веры и святыни слова.

В течение всех восьми дней поездки Преосвященный Сильвестр беседовал с солдатами, в остальное время молился, читал дорожное Евангелие и наблюдал жизнь и характер солдат. Не видно было, чтобы солдаты крестились или молились. Наоборот, гнилая брань срывалась у них с языка за каждым словом. Задумался архипастырь над тем, как бы вразумить эти заблудшие христианские души. Подходил воскресный день, и Владыка решил воспользоваться им.

-- Братцы, - обратился он ко всем в вагоне, - не мудрено вам в длинном пути дни потерять. А ведь сегодня воскресенье. Ваши родные, отцы и матери, жены и дети идут в церковь, наверное, вас поминают в молитвах. Давайте и мы здесь, в вагоне, отметим воскресный день хотя бы краткой молитвой. Пропоем, я прочитаю вам из святого Евангелия. Хорошо?

Епископ предложил всем, кому позволяет место, встать. Кому нельзя встать, молиться сидя. Затем предложил всем осенить себя крестным знамением и начал громко: "Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков". Под руководством отца диакона солдаты подхватили: "Аминь", -- и стали петь "Царю Небесный". Пропели "Отче наш", "Спаси Господи", "Богородице Дево". Пели одушевленно. Потом епископ прочел по-славянски первое воскресное Евангелие, дал прочитанному объяснение и вслед за этим сказал:

-- Дорогие мои. Я с вами почти неделю живу в этом подвижном доме. Видел ваши душевные качества и скажу вам правду. Пред моими глазами много было случаев, как вы жалостливо относились к бедствующим людям, которые просили у вас приюта. Вы их устраивали у себя и даже кормили. Это доброе евангельское качество. Видел ваше терпение, с каким вы переносите выпадающие на вашу долю лишения. И это добро, ибо без терпения нет спасения. Видел, как вы искренно и без лукавства относитесь друг к другу. И это добро, ибо из этого вырастает дружба и христианская любовь. За все эти качества с нами может быть Христос. Но кроме этого я видел у вас одну привычку, о которой не могу говорить без глубокой скорби. Это постоянное употребление гнилых слов. Знаете, кого оскорбляет эта скверная брань? Она, прежде всего, оскорбляет Матерь Божию, общую духовную матерь рода христианского. Затем она оскорбляет родную матерь каждого из нас, ибо все мы происходим от одних прародителей - Адама и Евы. Наконец, она оскорбляет нашу мать - сыру землю, ибо из земли мы сами взяты, земля нас кормит и в землю по смерти возвращаемся. Иные произносят гнилые слова с усладой, смакуют, как жуки навоз. А иные произносят по привычке, без всякой мысли. Но как бы ни произносить их, можно ли сохранить при этом чистоту души? Спаситель наш сказал, что только чистые сердцем увидят Бога. Поэтому ясно: чтобы с нами был Господь Христос, нам обязательно навсегда нужно отказаться от употребления гнилых слов. Вот вам, дорогие христиане, какой завет преподает нынешнее евангельское чтение. В добром намерении этом сами постараемся и Господь нам поможет. Господь Христос да будет с вами.

Епископ кончил свое наставление, и солдаты под руководством отца диакона спели "Достойно есть". Молитвословие было закончено, и Владыка поздравил всех с воскресным днем.

После этого ехали все вместе двое суток. И архипастырь имел великое утешение видеть, что старые солдаты почти перестали употреблять ругательные слова, а у молодых срывались, но изредка.

...Недолго было мирным управление Омской кафедрой: в 1918 году наступило смутное время, начинались гонения на Православную Церковь. В начале 1918 года к власти в Омске пришли большевики. В январе был обнародован декрет советской власти об отделении Церкви от государства, который церковными людьми был справедливо расценен как начало открытых гонений на Православную Церковь от безбожных властей.

По призыву Поместного Собора во многих городах России состоялись крестные ходы. 4 февраля крестный ход состоялся и в Омске. В нем участвовали все городские приходы, и возглавлял его Преосвященный Сильвестр. Шествуя по улицам города, грандиозный крестный ход останавливался у каждого храма, епископ служил перед храмом молебен, а затем обращался к народу с увещевательным словом, призывая хранить православную веру и защищать храмы, которым грозит разорение.

В ночь с 5 на 6 февраля, в три часа, к архиерейскому дому подошел вооруженный отряд карателей-матросов. Стали стучать в двери дома. Так как еще задолго до этой ночи Преосвященный Сильвестр сделал распоряжение, что ввиду грабежей и насилий, чинимых в городе под видом обысков, ночью в дом никого не пускать, то прислуга дверей не открыла. Пришедшие стали грозить, что будут стрелять и взорвут двери. Тогда по распоряжению эконома архиерейского дома на соборной колокольне ударили в набат. Каратели ретировались. К архиерейскому дому начал сбегаться народ, к которому вышел Владыка. В это время пришло известие, что какие-то люди грабят кафедрального протоиерея и ключаря. Часть народа бросилась туда. В это время снова появился вооруженный отряд и ворвался в дом. Размахивая оружием, матросы с бранью кричали: "Где архиерей?". "Я архиерей", - ответил Владыка. Преосвященного Сильвестра схватили, приставили к виску револьвер и, не дав возможности надеть теплую одежду, по сибирскому морозу пешком повели в помещение совета депутатов. Главарь отряда набросился на находившихся в архиерейском доме людей и, выстрелив из револьвера разрывной пулей, убил архиерейского эконома Николая Цикуру.

Дорога в совет депутатов и первые часы пребывания там Преосвященного Сильвестра были сплошным издевательством над ним. Епископа посадили в общую душную и грязную комнату. В это время по всему городу гудел колокольный звон: это на звон соборной колокольни откликнулись другие церкви. У храмов, на улицах и площадях появились толпы народа. Возмущенные люди требовали освободить епископа. По их требованию к епископу были допущены несколько депутаций.

Толпы народа, депутации, общее возмущение оказали влияние на настроение безбожников, и Владыку перевели в другую комнату. Ругательства солдат начали смолкать, а затем и совсем прекратились.

На следующий день весь Омск пришел в движение; учреждения, магазины, учебные заведения закрылись. В городе шла непрерывная стрельба - это красногвардейцы залпами разгоняли народ. У архиерейского дома выставили стражу. В четыре часа дня город был объявлен на осадном положении. Люди были вынуждены разойтись. Стрельба продолжалась всю ночь. В двенадцать часов ночи в архиерейский дом пришла следственная комиссия и опечатала покои Преосвященного. 6 - 7 февраля Преосвященный Сильвестр провел в заключении, а 8-го в двенадцать часов дня был освобожден.

22 апреля (5 мая) святой Патриарх Тихон возвел епископа Сильвестра в сан архиепископа.

Вскоре началась гражданская война, - и белые освободили Омск от большевиков. В это время Омск, как и вся Сибирь, оказался отрезанным от России линией фронта. В ноябре 1918 года в Томске состоялось Соборное совещание архипастырей Сибири, которое организовало Высшее временное церковное управление Сибири, главой которого по желанию Собора стал Высокопреосвященный Сильвестр. Первым же своим действием он отменил безбожный декрет от 19 января 1918 года. Церкви были возвращены земли и собственность, в школах восстановлено преподавание Закона Божия, была возобновлена учебная деятельность в пяти духовных семинариях и в пяти духовных училищах Сибири.

В конце 1919 года Белая армия вынуждена была оставить Омск, в который вскоре вошли большевики. Однако для архиепископа Сильвестра главным было попечение о вверенной ему Богом пастве, и он без колебаний остался в захваченном гонителями христианства городе, вместе со своей паствой и духовенством.

Придя к власти, большевики сразу же арестовали мужественного исповедника святого Православия. Архиепископ Сильвестр был заключен в тюрьму, и в течение двух месяцев его истязали в застенках ЧК, требуя от него покаяния. Ничего не добившись, безбожные мучители подвергли святителя жестокой и мучительной смерти. Прибив его руки гвоздями к полу и таким образом распяв, они раскаленными шомполами прижигали его тело, а затем этим же раскаленным докрасна шомполом пронзили сердце. 26 февраля 1920 года архиепископ Сильвестр принял мученическую кончину. Тело священномученика было тайно погребено палачами, и место его погребения до сего дня неизвестно.

В 1998 году Русская Православная Церковь канонизировала священномученика Сильвестра в лике местночтимых святых Омской епархии.

Иеромонах Дамаскин (Орловский).
Сильвестр, Архиепископ Омский и Павлодарский,
священномученик. Житие.

обучался священномученик Серафим (Самойлович), архиепископ Угличский

Архиепископ Серафим (Семен Николаевич Самойлович) родился 19 июля 1881 года в г. Миргороде Полтавской губернии в семье псаломщика. В 1902 году окончил Полтавскую Духовную семинарию и был направлен в Алеутско-Аляскинскую епархию (США), во главе которой в то время стоял епископ Тихон (Беллавин), будущий Патриарх Московский и всея Руси. На Аляске Семен Николаевич работал учителем: сначала Уналашкинской, а с июля 1905 года - Ситкинской двухклассных школ.

25 сентября 1905 года юноша принял постриг с именем Серафим, 2 октября того же года был рукоположен епископом Аляскинским Иннокентием (Пустынским) во иеродиакона с причислением к Ситкинскому Архиерейскому дому, а в 1906-ом, 25 марта, -- во иеромонаха.

С 1 августа 1906 года иеромонах Серафим начал служение настоятелем храма в Нурекском приходе, одновременно возглавив Нурекскую Духовную миссию. В 1908 году некоторое время был преподавателем Священного Писания и основного богословия в Ситкинской Духовной семинарии (в день назначения на эту должность, 25 марта, был удостоен награды - набедренника). В том же году по состоянию здоровья подал прошение о возвращении на родину, и 4 октября эта просьба была удовлетворена.

В 1909 году, с мая по август, иеромонах Серафим служил помощником епархиального миссионера во Владикавказе, а с 1 сентября был духовником Александровской Духовной Семинарии (г. Ардон, Осетия). 13 апреля 1910 года назначен наместником Братского первоклассного монастыря в Могилеве, но служил там всего несколько месяцев и уже в конце июня был переведен (на ту же должность) в Толгский монастырь (Ярославская губерния). В этой обители 11 мая 1912 года иеромонах Серафим был рукоположен во игумена и поставлен на должность наместника.

В мае 1915 года началось служение будущего священномученика в должности настоятеля Покровского монастыря в г. Углич Ярославской губернии. В следующем году, 29 июня, игумен Серафим был рукоположен в сан архимандрита и направлен настоятелем Алексеевского монастыря в том же городе. 15 февраля 1920 года хиротонисан во епископа Угличского, викария Ярославской епархии.

На август 1922 года приходится первый арест Владыки и первое заключение - в Ярославской тюрьме.

С 15 января 1924 года епископ Серафим снова на Ярославской кафедре - временно управляющий епархии. В этом же году Святейшим Патриархом Тихоном был возведен в сан архиепископа Угличского и претерпел второй, и в этот раз непродолжительный, арест.

В 1925 году временно управлял Ярославской епархией. С 29 декабря 1926-го по 12 апреля 1927 года архиепископ Угличский, викарий Ярославской епархии Серафим согласно завещательному распоряжению митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых) был Заместителем Патриаршего Местоблюстителя (в период заключения митрополита Сергия (Страгородского)). После публикации митрополитом Сергием Декларации с 6 февраля 1928 года вместе с митрополитом Агафангелом (Преображенским) находился в оппозиции митрополиту Сергию ("ярославская оппозиция"). Одновременно с подписанным всей группой ярославских иерархов "актом отхода", архиепископ Серафим послал Заместителю и от себя лично горячее письмо. Из письма видно, как доброжелательно и сочувственно относился он к самому митрополиту Сергию и как желал убедить его в том, что сам считал правильным. В том же году, 11 апреля, он был уволен митрополитом Сергием и его Синодом от управления Угличским викариатством, а 30 мая -- запрещен в служении. 7/20 января следующего года архиепископ Серафим направил обращение к архипастырям, пастырям и пасомым Русской Православной Церкви, в котором писал, что все прещения, наложенные и налагаемые митрополитом Сергием и т. н. Временным Патриаршим Синодом, не законны и не каноничны, ибо митрополит Сергий и его сторонники попрали внутреннюю свободу Церкви и принесли ей много страданий. (Другие источники утверждают, что в мае 1928 года архиепископ Серафим примирился с митрополитом Сергием).

1926-й год - год еще одного кратковременного (на три дня) ареста архиепископа Серафима. Это случилось в декабре, а в марте 1927-го, приехав по вызову в Москву, он там снова попадает в застенки ОГПУ, и снова на три дня. Казалось, Промысел Божий готовит Владыку к будущим тяжким испытаниям, освобождения от которых в земной жизни уже не будет, ибо 17 февраля 1928 года архиепископ Серафим был арестован снова, и последующая череда арестов и заключений фактически была беспрерывной. Сначала - ссылка в Могилев, в Буйнический Свято-Духов монастырь, с 1929-го (новый арест) - три года заключения в Соловецком лагере особого назначения, с 1931-го (после перелома ребра) - перевод на инвалидные работы на материке. После т. н. освобождения из лагеря, в марте 1932 года, архиепископа Серафима сослали, снова на три года, в Северный край (другие источники указывают, что это случилось в 1933-ем). Но уже в 1934-ом последовал следующий арест, и 1 июня ОСО при Коллегии ОГПУ СССР выносит новый приговор - пять лет исправительно-трудовых лагерей. На этот раз местом заключения определен Сиблаг, Сусловское отделение, кемеровские лагеря.

28 октября 1937 году следующее "судилище" - тройкой при НКВД по Новосибирской области - приговорило Владыку к высшей мере наказания. 4 ноября (другие источники называют 9 ноября) того же года архиепископ Серафим был расстрелян.

В августе 1989 года состоялась реабилитация, а 13--16 августа 2000-го Архиерейский Собор Русской Православной Церкви канонизировал священномученика Серафима (от Московской епархии).

был инспектором священноисповедник Николай (Могилевский), митрополит Алма-Атинский

6/19 августа 1877 - 12/25 октября 1955
До апреля 1915 года был инспектором Полтавской Духовной семинарии
Память - 25 октября (преставление)

Святитель Николай, в миру Феодосий Никифорович Могилевский, родился 6 августа 1877 года в с. Комиссаровка Верхне-Днепровского уезда Екатеринославской губернии в семье священника. Первоначальное образование получил в Екатеринославском Духовном училище, затем окончил Екатеринославскую Духовную семинарию (в 1898 году). После этого некоторое время работал учителем во второклассных церковноприходских школах.

В 1903 году, желая всецело посвятить свою жизнь Богу, Феодосий Никифорович поступил послушником в Нилову пустынь Тверской епархии, где в следующем году принял монашеский постриг с именем Николай. 27 мая 1905 года инок Николай был рукоположен в сан иеродиакона, а в октябре того же года -- в сан иеромонаха; был также благочинным.

Желая углубить свои богословские знания, полученные в семинарии, иеромонах Николай в 1907 году поступил в Московскую Духовную Академию, которую окончил успешно в 1911-ом со степенью магистра. В 1909 году, 5-13 июля, был участником монашеского съезда в Троице-Сергиевой Лавре с правом голоса от Ниловой пустыни.

С 1913 года он в сане игумена, позже стал архимандритом. В 1911-1912 годах был помощником инспектора в Московской Академии, потом, до апреля 1915-го, занимал должность инспектора Полтавской Духовной семинарии. В этой же должности он чуть позже был и в Черниговской Духовной семинарии

С 10 октября 1916 по май 1917 года святитель Николай служил архимандритом и настоятелем Князь-Владимирского монастыря в г. Иркутске. В 1919-ом состоялась хиротония архимандрита Николая во епископа Стародубского, викария Черниговской епархии, а в следующем году он занял должность епископа Сосницкого, викария той же епархии. В 1923 году Преосвященный Николай занял Тульскую кафедру, в 1927-ом - Орловскую.

В 1932 году епископ Николай стал жертвой большевистских репрессий, был арестован и содержался в Вологодской городской тюрьме.

С 1941 года святитель Николай - архиепископ. В этом сане в 1945-1955 годах он возглавляет Алма-Атинскую и Казахстанскую епархию. 25 февраля 1955 года Святейший Патриарх Алексий наградил его саном митрополита.

Достигнув преклонных лет и чувствуя, что его переход в другой мир приближается, Владыка Николай готовился достойно встретить неизбежное. Уже не имея возможности по болезни посещать богослужения, он непрестанно молился дома и почти ежедневно причащался Святых Христовых Таин. Силы маститого старца слабели, и 25 октября того же 1955 года, на 81-ом году жизни, с молитвой на устах он предал дух свой Богу.

Отпевание и погребение почившего Святейший Патриарх Алексий благословил совершить епископу Ташкентскому и Среднеазиатскому Ермогену, который 28 октября совершил заупокойную Божественную литургию в сослужении 33 священнослужителей. Во время отпевания были произнесены надгробные речи. После отпевания гроб с телом почившего при пении ирмосов "Помощник и Покровитель" был обнесен священнослужителями вокруг кафедрального собора г. Алма-Аты, после чего процессия направилась к месту погребения - городскому кладбищу.

преподавал священноисповедник Афанасий (Сахаров), епископ Ковровский

"В "Московских епархиальных ведомостях" содержится сообщение о монашеском постриге Сергия: "12 октября (1912 года) за всенощным бдением преосвященным ректором (Московской Духовной Академии) был пострижен в монахи кандидат богословия С. Г. Сахаров, окончивший курс академии нынешней весной. Новопостриженный во все время прохождения им академического курса отличался строго религиозной настроенностью и юношески пылкой привязанностью к Церкви Христовой. Эти качества вместе с природной силой воли и внешней скромностью стяжали тогдашнему Сергею Григорьевичу уважение товарищей. Много работая на пользу меньших братьев из посадского населения в Пастырско-просветительском братстве, он на четвертом курсе был избран его председателем. Поэтому постриг его был как бы братским праздником. Следить за порядком в храме во время обряда пострижения, когда бывает много народа, взялись члены братства; братский хор пел всенощную, а за постригом к нему присоединился и обычный церковный хор студентов, особенно трогательно исполнивший столь содержательное песнопение "Объятия Отча отверсти ми потщися" /.../. Новопостриженный был наречен Афанасием (в честь свт. Афанасия Пателлария, Патриарха Цареградского, Лубенского чудотворца, преставившегося в Лубне 1654 г. Память 2/15 мая. Ныне мощи почивают в Благовещенском кафедральном соборе г. Харькова). После пострига преосвященный ректор обратился к нему с поучением, в котором, коснувшись внутренней жизни его за последнее время, опровергал богохульное мнение, будто бы иночество можно принимать не раньше, как лишь изведав все стороны так называемой жизни. В течение ночи новопостриженный, по обычаю, оставался в храме, и, кто из студентов засиделся за работой далеко за полночь, тот мог, проходя около церкви, слышать громкое чтение отцом Афанасием канона.

14 октября отец Афанасий был пострижен в иеродиакона, а 17-го - в иеромонаха. Еще до пострига он получил назначение преподавателем литургики и гомилетики - своих любимых предметов - в Полтавскую семинарию".

Об этих датах владыка Афанасий так писал своему другу, диакону Иосифу Потапову, 13/26 октября 1940 года: "Для меня этот праздник (Иверской иконы Божией Матери. - Сост.) особенно дорог. 28 лет тому назад в этот праздник родился новый инок - Афанасий. Правда, по календарю это было 12 октября (тоже праздник Царицы Небесной ради Иерусалимской иконы - главной святыни моего келейного иконостаса с 1898 года...), но так как постриг был за всенощной под 13-е, то, применяясь к церковному счислению (день с вечера), я годовщиной своего пострига считаю 13-е - праздник Иверской. Эту икону особенно чтила мама и я - с детства. Постриг я принимал, уже получивши назначение в Полтавскую семинарию. Потом оказалось, что 13 октября - праздник Полтавской семинарии, и в 1912 году, когда в Полтавской семинарии в этот день шла праздничная всенощная, в Московской Академии преподаватель Полтавской семинарии менял мирское имя на монашеское /.../.

14/27 октября. Сегодня день моей диаконской хиротонии. И тогда это было воскресенье. Потом оказалось, что это день именин полтавского архипастыря Назария, в послушание к которому я поступал /.../".

/.../ Вскоре после своего пострижение и рукоположения иеромонах Афанасий совершил оглашение и крещение новообращенного еврея. Вот как писали об этом "Церковные ведомости": "20 октября (1912 года) /в/ Христорождественской церкви Сергиевского Посада совершено таинство крещения над присоединившимся к православию из иудейства мещанином города Минска Беркою Ароновым Паперно, двадцати восьми лет. Присоединенному наречено имя Сергий. Близкое участие принимала в присоединении Московская Духовная Академия. /.../ Чины оглашений и таинство крещения совершал при участии академического духовенства недавно постриженный преподаватель Полтавской духовной семинарии отец иеромонах Афанасий (Сахаров)".

Перед отъездом в Полтаву отец Афанасий побывал во Владимире и 28 октября 1912 года первый раз за литургией в Успенском кафедральном соборе как иеромонах сослужил архиепископу Николаю (Налимову).

* * *

В Полтавской семинарии иеромонах Афанасий преподавал всего один учебный год, но и за это короткое время приобрел всеобщую любовь и уважение. 25 марта 1913 года архиепископом Полтавским и Переяславским Назарием он был награжден набедренником. Живя в Полтаве, отец Афанасий дважды побывал в Лубенской обители у мощей своего небесного покровителя.

"Полтавские епархиальные ведомости" приводят речь иеромонаха Афанасия на прощальном акте в Полтавской духовной семинарии, состоявшемся 10 июня 1913 года: "Сказал свое слово и любимый всеми преподаватель иеромонах отец Афанасий. "Настал час сказать вам, дорогие, "прости", - говорил он. - Я долго не решался произнести это слово и в данную минуту не скажу вам, дорогие юноши, "прощайте", не скажу "до свидания", а - "здравствуйте". Мы встретились с вами на поле труда: вы только что вышли сюда, чтобы присоединиться к нам, выступившим немного раньше вас, но наша работа одна /.../. Мы станем трудиться для Одного Хозяина, в Него Одного богатеть /.../. Сплотимся же вместе и начнем дружно свою работу!". Воодушевленные воспитанники не знали, как благодарить своего любимого учителя. При криках "ура!" они на руках понесли его в учительскую комнату и тут сказали ему "прости!". На прощание воспитанники Полтавской семинарии преподнесли отцу Афанасию святое Евангелие. Переписку с ними он поддерживал до 1917 года.

Подано по изданию: Святитель АФАНАСИЙ (Сахаров), исповедник и песнописец. -  Москва, Свято-Троицкая Сергиева Лавра,  2003. - С. 23-31

Житие Афанасия, епископа Ковровского

После смерти Сталина в 1953 году в жизни советской страны начались перемены - наступила так называемая оттепель. Многие невинно осужденные, в том числе священнослужители, начали возвращаться из лагерей. Был среди них и Преосвященный Афанасий (Сахаров), который, будучи епископом Ковровским и викарием Владимирской епархии, провел "в ссылках, узах и горьких работах" около тридцати лет. В холодном и мрачном Зырянском краю, на Соловках, в страшных Беломоро-Балтийских, Каргопольских, Мариинских и Темниковских лагерях святитель Афанасий, названный ныне Церковью исповедником и песнописцем, составлял новые службы и сочинял вдохновенные церковные гимны.

С 1955 года Преосвященный жил на покое в поселке Петушки Владимирской области. Под его духовное руководство перешли некоторые чада отцов Алексия и Сергия Мечевых, осиротевшие в годы репрессий.

В 1922 году во Владимирской тюрьме оказались два видных архиерея: архиепископ Фаддей Астраханский (впоследствии Тверской) и митрополит Кирилл Казанский. Владыка Фаддей уже тогда почитался в народе святым; что касается митрополита Кирилла, то он был одним из авторитетнейших архиереев, и именно его святитель Тихон желал видеть на Патриаршем престоле после своей смерти. Двух святителей поместили в общую камеру с уголовниками. Митрополит Кирилл вспоминал:

"Тюремная обстановка среди воров и убийц подействовала на меня удручающе, я волновался, переживал и не знал, что с собой делать. Владыка Фаддей, напротив, был спокоен и, сидя в своем углу на полу, все время о чем-то думал, по ночам молился.

Владыке Фаддею почти ежедневно приходили передачи. Получив очередную передачу, Владыка Фаддей передавал ее старосте камеры, а тот делил ее на всех, самому Владыке доставалась всегда ничтожная часть из присланных продуктов. Как-то поступила обычная передача, Владыка отделил от нее небольшую часть и положил под подушку, а остальное передал старосте для дележа. Я увидел это и осторожно намекнул Владыке, что, дескать, он сделал для себя запас. "Нет, не для себя. Сегодня придет к нам наш собрат, его нужно покормить, а возьмут ли сегодня его на довольствие?". Вечером привели в камеру епископа Афанасия (Сахарова), и Владыка Фаддей дал ему поесть из запаса. Я был ошеломлен предсказанием".

Только 35 лет было Ковровскому епископу Афанасию, викарию Владимирской епархии, когда он отправился отбывать свой первый приговор. Один из тех, кто знал его тогда, писал, что это был "еще совсем молодой архиерей, худой, белокурый, живой и очень веселый".

Святитель был самым молодым пастырем Церкви, вышедшим на этап из Таганской тюрьмы теплым апрельским днем 1922 года. Это шествие, в котором среди узников шли известные архиереи, Москва запомнила надолго. Верующие простирали к ним руки. Многие опускались на колени прямо на мостовой при виде такого шествия. На Ярославском вокзале арестантов подвели к линии и погрузили в "столыпинский" вагон с зарешеченными окнами. В 12 часов ночи поезд тронулся.

В Котласе ссыльные архиереи зашли в храм помолиться, но, узнав, что церковь принадлежит обновленцам, дружно вышли из нее. В Усть-Сысольске святитель Афанасий снова встретился с митрополитом Кириллом Казанским, с архиепископом Фаддеем Астраханским и с другими маститыми архиереями. Некоторое время им всем пришлось жить в одной тесной избе. Как самому младшему, епископу Афанасию досталось место за печкой - другого не было. Владыка этим не смутился и в шутку прозвал себя "епископом Запечским". Позже ему удалось пристроиться получше.

В ссылке молодой епископ никогда не сидел без дела. "Входишь из кухни в его комнату, и в ней обычная картина: тишина, в углу горит лампадка, а за столом Владыка или пишет, или клеит иконки, - вспоминал один из друзей. - Это при его живом характере вместо разъездов по епархии!". Настоящие иконы достать в Усть-Сысольске было трудно, и Владыка делал их сам - из найденных где-нибудь и вырезанных изображений святых. Он очень искусно изготавливал иерейские кресты из картона, а также из золотой и серебряной бумаги. Священники, когда служили, всегда их надевали.

Как и положено духовному лицу, Владыка носил длинные волосы. Позже в лагере его неоднократно пытались остричь, но Афанасий отстоял свое право служителя культа носить волосы: подавал жалобы в Главное управление лагерей. Однажды ретивый парикмахер уже занес над ним машинку, но Владыка ухватился руками за голову и так закричал, что отовсюду сбежался народ. "Сахарова не трогай, - сказал начальник лагпункта. - Мне за него и так уже досталось от начальства". Впрочем, внимание к внешним знакам архиерейского сана уживалось в Ковровском епископе с совершенной простотой. В отношениях с людьми он совершенно не терпел неискренности и фальши.

В Усть-Сысольске была церковь, но ссыльные архиереи в нее не ходили - она также принадлежала обновленцам. Служили на дому. Пел и читал обычно святой архиепископ Фаддей; Владыка Афанасий, голос которого был значительно слабее, прислуживал. Еще до ссылки - в одиночной камере таганской тюрьмы - Владимирский викарий освятил антиминс во имя Всех святых, в земле Российской просиявших; это была его походная церковь.

Вечерами архиепископ Фаддей и Владыка Афанасий вместе работали над составлением Службы Всем Святым (совершение этой Службы прекратилось при Патриархе Никоне, позднее она была полностью утрачена, и прекрасный праздник оказался покрыт тенью забвения). По мысли святителя Афанасия, в Службе для стихир на "Господи, воззвах" было взято по одной стихире из Общей Минеи каждому лику святых, а в каноне святых расположили по областям. Каждая песнь канона завершалась, также по его идее, тропарем иконе Божией Матери, наиболее чтимой в этой области.

Владыка Фаддей был удивительным человеком. Занимая видную Астраханскую кафедру, будучи членом Священного Синода и одним из руководителей Церкви, он являл пример глубокой созерцательной жизни. О его аскетизме ходили легенды, высокий ум архиерея сочетался в нем с кротостью и совершенным равнодушием к благам жизни земной.

Если архиепископ Фаддей был старше Владыки Афанасия на пятнадцать лет, то митрополит Кирилл - на двадцать четыре. В год, когда родился святитель Афанасий, Кирилл окончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. Но, несмотря на такую разницу в возрасте, оба владыки очень сблизились. Судьба еще не раз сводила их. Однажды в Туруханске епископ Афанасий попал в местную тюрьму. Тюрьма эта была сущим адом: митрополит Кирилл начал молиться за него и, по примеру киевского старца Парфения, читал Евангелие. Неожиданно Владыку Афанасия освободили, и Евангелие от Иоанна они уже дочитывали вдвоем.

Однажды епископ Афанасий и митрополит Кирилл снова встретились - их обоих сослали в одну глухую сибирскую деревню. Однако на этот раз они поселились врозь. Причиной тому стали "расхождения по Типикону", то есть разногласия в оценке некоторых тонкостей Церковного Устава! Но в остальном два святителя были единодушны. До конца дней Владыка Афанасий постоянно вспоминал своего друга и часто с любовью рассказывал о нем.

В конце декабря 1937 года священномученик Фаддей был расстрелян в Твери (по другой версии - утоплен в яме с нечистотами). Чуть раньше, в ноябре того же года, в Чимкенте расстреляли несгибаемого митрополита Кирилла.

Владыка Афанасий выжил. Дряхлым, чуть живым старцем вернулся он в родной Владимир. "Глядя на него, - писал церковный историк Михаил Губонин, знавший Владыку в те годы, - представляешь себе наглядно ту давнюю эпоху догматических и иконоборческих смут в Византии, когда отправленные в отдаленные ссылки молодые святители и монахи - ревнители чистоты Православия, забытые всеми, - через десятилетия, как выходцы с того света, представали перед глазами новых поколений древними старцами, убеленными сединами и с трясущимися руками, но с несокрушимым сильным духом и по-прежнему пылающей верой в свои незыблемые убеждения, в жертву которым они с такой готовностью принесли всю свою тягостную изгнанническую жизнь".

Начало пути

Будущий исповедник родился в 1887 году во Владимире, в семье надворного советника Григория Сахарова. Родители выбрали ему имя необычным образом: отец написал на бумажках имена наиболее чтимых угодников, потом поднес их к сыну. Новорожденный ухватился пальчиками за жребий с именем преподобного Сергия. Отец умер рано, и детство Сережи прошло с матерью, простой благочестивой женщиной из крестьян.

Девяти лет мальчик был отдан в Шуйское Духовное училище. Учеба поначалу давалась ему с трудом: во 2-м классе - переэкзаменовка, в 3-м - оставлен на второй год. Но если обычное для детей его возраста давалось Сергею тяжко, то все необычное - легко. С малых лет он выстаивал продолжительные службы в приходском храме. Богослужение, в особенности архиерейское, производило на него огромное впечатление. Дома он любил играть "в церковь": надевал на себя платки в виде облачения, "кадил", "благословлял" и т. д. Когда его спрашивали: "Кем хочешь быть?", без колебаний отвечал: "Епископом, архиереем".

Другим увлечением мальчика были стихи. Сережа Сахаров и сам пытался писать: еще ребенком он создал свой первый литургический гимн - тропарь чтимой Шуйско-Смоленской иконе Божией Матери.

Постепенно дело с учебой тоже пошло на лад: Сергей успешно окончил училище, затем Владимирскую семинарию и поступил в Московскую Духовную Академию. Любимыми его предметами во время учебы были литургика и Церковный Устав.

Окончив Академию в 1912 году, Сергей Сахаров был пострижен в иеромонахи с именем Афанасий, в честь святого Афанасия, Патриарха Цареградского. (Получив назначение в Полтавскую Духовную семинарию еще до пострига, он вскоре после оного прибыл в Полтаву, где преподавал в течение одного учебного года (1912-1913). - Прим. ред.).

Вернувшись (после Полтавы. - Прим. ред.) в родную Владимирскую семинарию, Афанасий проявил себя там как талантливый преподаватель и вдохновенный проповедник. В 1917 году тридцатилетним иеромонахом он был избран членом исторического Поместного Собора Русской Церкви. Тогда же он начал работу над знаменитой Службой Всем Святым, в земле Русской просиявшим. Горьким для православного сердца было время, когда писалась эта Служба: по всей стране шли ограбления храмов, осквернялись вековые святыни русского народа. В 1919 году началась кампания по вскрытию гробниц. Мощи святых угодников выставлялись на всеобщее обозрение, причем облачения разворачивались таким образом, чтобы представить их обнаженными.

Мощи Владимирских святых также были разложены на столах в Успенском соборе, но ожидаемого властями поругания святынь не получилось. Духовенство города, возглавляемое иеромонахом Афанасием, сумело сорвать планы безбожников. Как только двери храма открылись и первые люди стали входить в церковь, Афанасий провозгласил: "Благословен Бог наш". В ответ ему раздалось: "Аминь", и начался молебен Владимирским угодникам. Входящие снимали шапки, благоговейно крестились, клали поклоны и ставили свечи. Антирелигиозная демонстрация обернулась торжеством Православной веры.

Летом 1921 года Афанасий был поставлен во епископа Ковровского, викария Владимирской епархии.

Молодой святитель

Получив младший архиерейский чин и должность викария, то есть помощника по управлению епархией, святитель Афанасий вскоре оказался единственным епископом во Владимире. Глава епархии митрополит Сергий был выслан в Нижний Новгород, и викарному епископу ничего не оставалось, как встать на его место. В это время в стране еще шла гражданская война, большевики начали кампанию по изъятию церковных ценностей, набирал силу и обновленческий раскол.

Молодой епископ резко выступил против ограбления храмов. Однажды после службы он вышел к народу с крестом и произнес взволнованную речь, которую начал словами: "Вот мы, верующие, иногда негодуем на неверующих, но сами отказываемся от Бога". Эти слова были тут же расценены в ГПУ как "погромная речь", а за "допущение столкновения толпы с милицией" и "незадержание попа Сахарова" начальнику губотдела ГПУ был объявлен строгий выговор.

Святитель Афанасий был горячим сторонником Патриарха Тихона и со всем пылом души бросился на борьбу с обновленческим расколом. Он объяснял верующим, что храмы, в которых служат священники-обновленцы, безблагодатны, обличал отступников, призывал их к покаянию перед Патриархом.

Когда после ссылки он, в 1925 году, вернулся к управлению епархией, во Владимире проходил обновленческий съезд. Три старейших протоиерея, участвовавших в этом съезде, пришли к епископу Афанасию с приглашением явиться на него. Молодой викарий подумал и согласился. Придя на собрание, Владыка Афанасий увидел там епископа Герасима (Строганова). "Вы монах, и вы - здесь! - воскликнул он. - Мне стыдно за вас!" Он произнес гневное слово, призывая обновленцев одуматься и вернуться в лоно Христовой Церкви. Свою речь он закончил так: "А теперь я еду к митрополиту Петру с покаянием за то, что без его благословения присутствовал на вашем беззаконном сборище!".

Деятельность епископа Афанасия не осталась незамеченной со стороны властей. В конце 1926 года ему было предложено уехать из Владимира или прекратить управление епархией. Владыка отказался, и 2 января 1927 году был снова арестован.

"В узах и горьких работах"

Рассказывают, что, возвращаясь в камеру еле живым после допросов и пыток, святитель Афанасий говорил друзьям: "Давайте помолимся, похвалим Бога!" - и первым запевал: "Хвалите имя Господне!".

На Соловках он заболел сыпным тифом и был отправлен в заразные бараки, помещавшиеся в бывшей конюшне. Нары были трехъярусные, а место Владыки было в нижнем ряду, и на него сверху лились нечистоты. Но он выжил, был признан здоровым, и его в числе других заключенных отправили этапом в Туруханский край. Там, в ссылке, он начал писать свой знаменитый труд "О поминовении усопших", который занимает более 250 страниц машинописного текста.

В 1936 году Владыка получил новый срок - "за связь с Ватиканом" (среди его знакомых не было не только католических священников, но и рядового католика). Святитель попал в Беломоро-Балтийские лагеря, работал на лесоповале, на строительстве дорог.

Его союзником в то время был протоиерей Василий Архангельский. В одном письме отец Василий писал: "Все трудности лагерной жизни мы вместе переносили с епископом Афанасием на всех работах в различных лагерях. Смерть часто заносила косу над нашими головами, а ангел-хранитель ее отводил в такие моменты, когда казалось, что смерть неизбежна. Очень памятны некоторые случаи, когда мы особенно скорбели о потерянном рае - возможности служения. Великая Пятница, а мы - на лесоповале, в болотистой чаще дремучего леса, увязаем в тину, с опасностью провалиться в так называемые волчьи ямы, занесенные снегом (кто попадал в них, сразу погибал). И в такой обстановке мы исповедовались друг у друга, открыли друг другу все сокровенные мысли".

Летом 1937 года святителя поместили в штрафной изолятор. Там он пробыл три месяца. Каждую ночь нескольких заключенных выводили на расстрел. Владыка все время был на очереди и ежедневно готовился к смерти, но почему-то очередь каждый раз его обходила...

В начале Великой Отечественной войны святитель был этапирован в Онежские лагеря, прошел около 400 километров пешком, неся на себе вещи. Работая на лесобирже, нормы он не вырабатывал, получал штрафной паек и все больше слабел от голода. "Был доходягой", - коротко напишет он позже.

В 1943 году его переместили в Сибирские лагеря, где он скалывал замерзший навоз. В Сиблаге оказался и старый друг епископа Афанасия - отец Иеракс, монах Троице-Сергиевой Лавры. Об их встрече сохранились любопытные воспоминания.

Итак, отца Иеракса привезли в лагерь, он прошел санпропускник, и вооруженный стрелок повел его в барак. На душе было тревожно: какие-то будут соседи? Дверь открылась. Послышался стук костяшек "козла", мат и блатная речь. В воздухе стоял сплошной синий табачный дым. Стрелок подтолкнул отца Иеракса и указал ему на какое-то место на нарах. Дверь захлопнулась. Оглушенный, отец Иеракс стоял у порога. Кто-то сказал ему: "Вон туда проходи!". Подойдя в указанном направлении, он остановился при неожиданном зрелище: на нижних нарах, подвернув ноги калачиком, в книжном окружении сидел Владыка Афанасий. Подняв глаза и увидев отца Иеракса, которого давно знал, Владыка нисколько не удивился, не поздоровался, а просто сказал: "Читай! Глас такой-то, тропарь такой-то!" - "Да разве здесь можно?" - "Можно, можно! Читай!" И отец Иеракс стал помогать Владыке продолжать начатую службу, вместе с тем с него сошла вся тревога, все тяжелое, что только что давило душу.

В 1946 году престарелого епископа отправили в Темниковские лагеря в Мордовии. К тому времени здоровье святителя было настолько подорвано, что он мог только плести лапти. Из Темниковских лагерей его отправили в Дубровлаг, где он отбывал срок вместе с архиепископом Мануилом (Лемешевским). Святитель Афанасий получил два с половиной года лагерей сверх срока, а потом был еще год принудительного содержания в доме инвалидов на станции Потьма в Мордовии, где режим мало отличался от лагерного.

Надо сказать, что положение заключенного Владыка считал более легким, чем положение тех, кто на воле терпел притеснения обновленцев. Он даже называл тюрьму "изолятором от обновленческой эпидемии".

В заключении Владыка строго держал посты, никогда не прерывал молитвенного правила, молился не только сам, но и вместе с сокамерниками.

В тюрьмах и лагерях никто и никогда не слышал от епископа Ковровского ни одной жалобы. Напротив, Владыка всегда благодарил Бога за возможность, как он сам говорил, "немного пострадать за Христа". Когда было особенно тяжело, он повторял шутливые слова оптинского старца Амвросия: "Терпел пророк Моисей, терпел пророк Елисей, терпел пророк Илия, так потерплю же и я". Еще Владыка часто вспоминал святителя Иоанна Златоуста, закончившего, как известно, свои дни в тяжких узах и неустанно повторявшего: "Слава Богу за все!". В одном из писем владыка Афанасий писал: "В моем положении нет перемен. Отношусь к этому спокойно, зная, что не от земных правителей зависит наша судьба, а от Того, Кто держит в Своих руках и судьбы правителей".

7 марта 1955 года святителя, наконец, освободили из инвалидного дома, и он смог вернуться на родину.

В борьбе за единство Церкви

Святитель Тихон (Белавин) в своем завещании указал, что после его кончины права и обязанности Патриарха переходят к митрополиту Кириллу Казанскому, а в случае невозможности названному вступить в эту должность - к митрополиту Агафангелу Ярославскому или митрополиту Петру Крутицкому.

Митрополит Петр (1862 - 1937) был назван третьим кандидатом, но, ввиду того, что митрополиты Кирилл и Агафангел отбывали ссылки, именно он в апреле 1925 года стал во главе Церкви.

Мягкий в обращении с людьми, святитель Петр был тверд во всем, что касалось Церкви и ее канонов. Он решительно повел борьбу с обновленцами, провозгласив их еретиками, отпавшими от благодатного учения. Но только восемь месяцев Митрополит Петр возглавлял Русскую Православную Церковь. 10 декабря 1925 года он был арестован и уже не вернулся к управлению: следующие двенадцать лет - до своего расстрела под Челябинском - священномученик провел в ссылках и лагерях.

К счастью, Церковь не осталась без руководства: за несколько дней до ареста святитель Петр успел назначить своим заместителем Нижегородского митрополита Сергия (Страгородского). Митрополит Сергий (1867 - 1944) возглавил Церковь в трудные дни. Главную свою цель он видел в том, чтобы сохранить для многомиллионной страны православные приходы и православное духовенство. Митрополит не хотел ставить верующих перед выбором между обновленческими храмами и уходом в катакомбы. Он взял курс на легализацию Церкви. В 1927 году Владыка обнародовал свою Декларацию. В ней были и такие строки: "Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи".

Фактически Декларация 1927 года вызвала новый раскол в Русской Церкви. Рассказывают, что когда Митрополит Сергий получил первые известия о появившихся настроениях, он схватился за голову: "Что я наделал! Что я наделал!". А произошло вот что: часть епископата, решив, что Митрополит пошел на недопустимое сближение с советской властью, объявила о разрыве с ним. Особняком в числе тех, кто отошел от нового главы, стояли "непоминающие". Не отвергая правомочности власти Митрополита Сергия, они отказывались поминать его имя за богослужением, так как считали, что в некоторых действиях он превысил свои полномочия. Главой Церкви они продолжали считать ссыльного митрополита Петра. Самым авторитетным из "непоминающих" архиереев был митрополит Казанский Кирилл (Смирнов). "Непоминающим" был и епископ Афанасий. Вероятно, его чрезмерно осторожное отношение к Митрополиту Сергию было вызвано плохой информированностью и тонкой дискредитацией НКВД имени Митрополита на допросах (советская власть, усугубляя раскол, активно раздувала миф о "красной сергианской церкви" - миф, в который она сама не верила).

Но вот в 1945 году Церковь возглавил Патриарх Алексий I (Симанский). К тому времени движение "непоминающих" стало приобретать угрожающие черты сектантства. Это было вызвано и тем, что многих иерархов, некогда входивших в него, уже не было в живых: едва ли не единственным из епископата "непоминающих", кто дожил до конца 1940-х годов, был Владыка Афанасий.

Святитель Афанасий признал канонические права Патриарха Алексия. Выйдя на свободу, он устно и письменно убеждал "непоминающих", а также не посещающих храмы Московского Патриархата, оставить свое недоверие к первому лицу Церкви. Люди знали святителя Афанасия как единомышленника и друга митрополита Кирилла (Смирнова) - негласного главы "непоминающих", и поэтому его слово имело особый вес.

Именно ориентация Владыки Афанасия на воссоединение "непоминающих" с Московской Патриархией предотвратила новый раскол в Русской Церкви.

Епископ на "покое"

В 1956 году Патриарх Алексий назначил Владыку Афанасия председателем комиссии по Церковному Уставу. Ему сшили новое облачение, и теперь иногда его можно было увидеть в столице. Москвичи, должно быть, удивлялись, встречая на улице изможденного старца с длинными седыми волосами, в рясе и с дорожным посохом в руке.

Владыка горячо взялся за незнакомое дело, но проработал там недолго: его взгляды на Устав не нашли понимания у остальных членов комиссии, и, в конце концов, он вернулся в Петушки.

Он просил у властей разрешения служить в местном храме. Ему ответили, что он может служить, но... при закрытых дверях и без епископского облачения. Владыка эти условия не принял.

Теперь он молился дома, ежедневно вычитывая все установленные богослужебные правила (в последние дни - уже лежа в кровати), и в тиши продолжал свои труды. Говорил, что за столом забывает об усталости.

Вот отрывок из воспоминаний историка Церкви Михаила Губонина, навещавшего Владыку в Петушках. "Изба. За перегородкой, в маленькой длинной каморке с одним низеньким окошком, увешанной иконами и уставленной полками с книгами, у стола в кресле сидит древний старец в подряснике. Вся его фигура, поза, весь вид его говорят о страшной разбитости и усталости. Седые косицы в беспорядке разметались по плечам. Усталость, усталость - вот общее впечатление от его внешнего облика. Но простое русское лицо старика, несколько водяночно-одутловатое и испещренное по всем направлениям морщинами, украшено замечательными, добрейшими глазами, несколько как бы выцветшими от старости. Взгляд их задумчив и очень печален. Глядя на них, кажется, что старик постоянно созерцает давно ушедшие дорогие картины прошлого; давно минувшие события, отложившиеся в памяти, тени людей, бывших близкими и дорогими, навсегда покинувших этот лукавый мир. Но стоит войти к нему и заговорить с ним - он сразу необыкновенно преображается, оживляется, делается суетливым, очень приветливым, ласковым и трогательным. Предупредительно ухаживает за гостем - кто бы тот ни был, так как это не имеет никакого значения, усаживает, угощает, хлопочет; сам кладёт вам варенья или суёт - без счета - куски какого-нибудь пирога. Наконец, расспрашивает, рассказывает, жестикулирует и весь озаряется таким светом искреннего добродушия и любви, такой готовностью сделать или сказать вам что-либо приятное и отрадное, что самому неподатливому и черствому сердцу становится тепло и уютно в излучениях такой предупредительной хлопотливости и сердечного радушия этого старика".

В последние годы Владыка Афанасий отдал себя людям. Он оставил свою работу и проводил многие часы в беседе с теми, кто приезжал в его домик. Для всех одинаково ласково звучал его приветливый голос.

Все поражались тому, как спокойно, весело, без тени уныния он рассказывал о прошлом. "А знаете, - говорил Владыка, - следователь, который меня арестовал и допрашивал, был прекрасный человек, милейший человек".

Трудно было обойти в разговоре и вопрос о службах. "Да, - вздыхал Владыка, - теперь я уже не могу ходить в церковь, но ведь здесь такое чудесное, прекрасное духовенство".

За несколько лет до кончины он был награжден саном архиепископа, но принимать титул не приехал. Больше всего он жалел, что не успел закончить некоторые труды, которые могли быть полезны Церкви, скорбел об утерянных работах и книгах. Иногда за чаем он читал друзьям стихи, в основном своего любимого А. К. Толстого. Особенно нравилась Владыке поэма "Иоанн Дамаскин". Часто вспоминал слова Дамаскина: "Моей отрадой было песнопенье, и в жертву Ты, Господь, его избрал".

Говорили, что Владыке можно было сказать все. Он уже не принимал исповеди, ссылаясь, что на это есть духовники, но готов был выслушать каждого и каждому давал столько, сколько тот мог воспринять. "Все неприятности и болезни как рукой снимало после того, как пожалуешься Владыке. Могучей была сила его молитвы", - вспоминала духовная дочь, часто навещавшая святителя Афанасия в эти последние годы.

Блаженная кончина

В августе 1962 года Владыка впервые упомянул о своей близкой смерти. Кто-то стал говорить, что не перенесет разлуки с ним. "Разве можно так привязываться к человеку? - строго сказал Владыка Афанасий. - Не одни, с Господом остаетесь, - не нарушайте любви к Нему".

20 октября 1920 года Преосвященный молился в своей домовой церкви. Несмотря на недомогание, он пожелал сам читать канон мученикам Сергию и Вакху, память которых праздновалась в тот день. На стихирах святым не мог сдержать слез. "Их пытали, а они шли за Христом, - сказал он после канона. - А где же мы теперь, почему не умеем так стоять за Церковь Христову?". Потом он переборол слезы и начал служить молебен, но на половине замолк и с трудом произнес отпуст.

Ослабевшего старца перенесли в постель. Все уже чувствовали приближение последних дней праведника. Начали съезжаться друзья. Владыка соборовался и причастился Святых Христовых Таин.

За несколько дней до смерти он вдруг спросил у келейницы: "День? Час?" Та ответила. Владыка покачал головой и тихо произнес: "Воскресенье, восемь часов". В воскресенье 28 октября 1962 года в 8 часов 15 минут святитель Афанасий, исповедник и песнописец, тихо предал свой дух Богу. Последними его словами были: "Молитва вас всех спасет!".

Похороны Ковровского епископа стали настоящим церковным торжеством. Во вторник гроб с телом святителя перенесли во Владимир, в Успенский собор. До утра храм не закрывали, и всю ночь он был полон. Отпевание совершали два архиерея в сослужении семнадцати священников. При большом стечении народа Преосвященного погребли на кладбище близ Князь-Владимирского храма, рядом с могилой матери. Лик почившего был светлым и благостным, тело не имело ни малейших признаков тления.

Дмитрий Орехов. Русские святые XX столетия. - СПб.: Невский проспект, 2001 (в сокращении)

иерархов:

обучался преосвященный епископ Екатеринославский Августин (Гуляницкий, +1892), проповедник, автор руководства по основному богословию, духовный писатель, магистр киевской духовной академии, в которой преподавал обличительное богословие. Был епископом Костромским, затем Екатеринославским. Главные его труды: "Полемические сочинения против латинян, писанных в русской церкви в XI и XII веке, в связи с общим историческим изысканием относительно разностей между восточною и западною церковью" ("Труды киевской Духовной Академии", 1867, № 6 и 9); "Богословствование Шенкеля" (ib., 1869, № 9); "Спор греков с латинянами об опресноках и квасном хлебе в таинстве евхаристии" (ib. 1870, № 12); "Руководство к основному богословию" (Вильно, 1876 и след.); "Сборник слов, поучений, бесед, речей и кратких благочестивых размышлений" (1893).

был профессором преосвященный епископ Томский Агапит (Вознесенский, +1854). Родился в семье священника. В 1815 г. окончил Калужскую Духовную Семинарию, в 1819 г.- Санкт-Петебургскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия и в том же году был назначен учителем словесности и еврейского языка в Полтавскую Духовную Семинарию. 14 сентября 1821 г. пострижен в монашество, 1 октября 1821 г. рукоположен во иеродиакона, 9 октября 1821 г.- во иеромонаха. 1 сентября 1823 г. назначен инспектором Полтавской Духовной Семинарии, 21 января 1826 г. переведен ректором в Тульскую Духовную Семинарию с возведением 11 апреля 1826 г. в сан архимандрита и настоятеля Белевского Преображения Господня мужского монастыря. 27 февраля 1829 г. определен ректором Астраханской Духовной Семинарии и настоятелем астраханского Спасо-Преображенского монастыря. С 22 сентября 1831 г. ректор Тамбовской Духовной Семинарии, с 29 апреля 1832 г. ректор Черниговской Духовной Семинарии и настоятель Елецкого черниговского Успения Пресвятой Богородицы монастыря. 12 августа 1834 г. святителем Московским Филаретом (Дроздовым), ценившим Агапита как пастыря строгой жизни и оказывавшим ему поддержку, хиротонисан во епископа новоучрежденной Томской епархии. Устроитель Томской епархии как самостоятельной кафедры, Агапит, по отзыву святителя Иннокентия (Вениаминова), был «ревнитель совершенной правды и законов, особенно христианского», но не учитывал, что «ректура и епархия - вещи совершенно разные, почти то же, что теория и практика». Требовал от паствы и сослуживцев точного исполнения своих обязанностей, в том числе от чиновников всех рангов - посещения богослужений в табельные царские дни. Установил строгий контроль за духовенством, малейшее послабление или снисхождение к клиру считал нарушением данной им архиерейской присяги, из-за житейской неопытности часто действовал, не сообразуясь с обстоятельствами. Местные власти, светское общество и духовенство не поддерживали энергичные попытки Агапита ввести в епархии порядки, установившиеся в европейской России. 10 июня 1841 г. по собственному прошению уволен на покой с назначением членом Московской синодальной конторы. 18 декабря 1843 г. был назначен управляющим Новоиерусалимским монастырем, 26 марта 1851 г. (или 2 марта 1850) переведен в Новоспасский московский монастырь, 31 июня 1852 г.- в Донской монастырь.

преподавал преосвященный епископ Екатеринославский Алексий (Новоселов, +1880), магистр богословия,

обучался преосвященныйархиепископ Астраханский Анастасий (Братановский, +1806), известный проповедник, автор гимна «Коль славен наш Господь в Сионе», главный участник составления проекта преобразования духовных школ на рубеже XVIII-XIX веков, с 1794 года член Российской Академии; в 1797 году рукоположен во епископа могилевского, в 1801 году архиепископ; в 1805 году архиепископ астраханский. Анастасий славился как красноречивый проповедник ("русский Массильон"); для своих проповедей избирал преимущественно отвлеченные темы (о смерти и бессмертии, о вере и безверии и прочее) и в них боролся с материалистическим учением энциклопедистов. Собрание его речей издано в 1796 - 1814 и в 1850 годах. Анастасий был знатоком и любителем церковного пения. Кроме пения церковных песнопений, хор разучивал разные канты, в составлении которых принимал участие и Анастасий.

преподавал преосвященный архиепископ Кишиневский Антоний (Шокотов, +1871), магистр, профессор. Преосвященный Антоний, называвшийся до монашеского пострига Алексеем Андреевичем, был сыном диакона из города Изюма, родился в 1799 году. Первоначальное образование он получил в Харьковском духовном коллегиуме, а высшее богословское в Киевской Духовной Академии. В 1823 году он закончил обучение со степенью магистра и зразу же был назначен профессором математики и немецкого языка в Полтавскую семинарию. Через два года он становится преподавателем философии в Киевской Духовной Академии. 30 ноября 1829 года он рукополагается во священника для Киево-Подольской Константиновской церкви. В апреле 1834 года рано овдовевший священник принимает монашеский постриг. Занимая должность профессора на кафедре богословских наук, он назначается инспектором академии и членом цензурного комитета. В июле 1836 года Антоний возводится в сан архимандрита и назначается ректором Полтавской семинарии, а в 1841 году ректором Псковской семинарии, при этом он является настоятелем Спасо-Елиазарова монастыря, а с 1845 года наместником Псково-Печерской обители.

Прибыв в Вольск (Волгск) в мае 1850 года, архимандрит Антоний незамедлительно посетил Иргизские монастыри и нашел старообрядчество весьма укоренившимся в Саратовском крае.

К административным своим обязанностям Преосвященный Антоний приступил весьма энергично. Трудно было не заметить, что для многих волгских старообрядцев единоверие было всего лишь формальной уступкой государственной власти. Принимая единоверие, волгские обыватели не становились от того чадами Греко-Российской церкви. И уж совсем возмутительными были случае, когда считавшиеся православными жители Волгска, вдруг изъявляли желание перейти в единоверие.

Приведем любопытный документ, вышедший из под пера владыки Антония. «Волгских Единоверческих церквей Христорождественской и Успенской священнику Николаю Беляеву. Предписание. Секретно.    Благочинный Волгских градских церквей протоиерей Петр Бибиков репортом от 22 августа сего 1850 года за N 133 в следствие донесения ему здешняго Кафедральнаго Собора ключаря священника Василия Кузнецкаго донес мне, что прихода сего последняго волгский мещанин Семен Петров Егашев православный и солдатки Ирины Семеновой Дубновой сын мещанин Иван Михайлов Дубнов православный же при проверке подворной описи объяснили ему Кузнецкому, что они со своими семействами более не хотят быть в православии, а принадлежать Единоверию, как потому что они венчаны в Волгской Единоверческой церкви, так и потому, что вы священник Беляев исполняете у них в домах все христианския требы как то: крестите их детей, служите молебны и всегда бываете с крестом. Предписываю вам единоверческому священнику Беляеву по содержанию сего репорта доставить объяснение. Антоний, епископ Вольский, 19 сентября 1850 г., N 73»

Пребывание первого епископа на Вольской кафедре оказалось настолько коротким, что вольские купцы, которым очень льстило возвышение города до местопребывания епископской кафедры, не успели даже построить подходящего архиерейского дома. Этот дом был приобретен и обустроен вместе с домовой церковью во имя Благовещения Пресвятой Богородицы только в 1908 году.

В 1850 году Саратовское Заволжье отошло к Самарской губернии. Вслед за этим была проведена и соответствующая реформа в епархиальном управлении.

Святейший Синод, боровшийся за сокращение расходов, признал существование Вольского викариатства нецелесообразным и в том же 1850 году, через год после открытия, оно было упразднено. 19 декабря епископ Антоний получил назначение в Старорусское викариатство Новгородской епархии.

С 1853 года он является правящим архиереем Оренбургской епархии, а в 1858 году Синод переводит его на Кишеневскую кафедру, которую занимал 13 лет вплоть до своей смерти 13 марта 1871 года.

За эти годы в Бессарабии было выстроено и возобновлено около 300 церквей и было открыто до 400 церковных школ. При церквах Антоний заводил библиотеки, основал журнал «Епархиальные ведомости», печатавшийся на русском и молдавском языках, по его почину в Кишеневе было открыто женское епархиальное училище. В 1862 году в Санкт-Петербурге были изданы его «Слова и речи».

При подготовке материала были использованы: Священник Михаил Воробьев. Вольское викариатство в 19-м и 20-м столетиях. Электронный документ.

преподавал и был ректором преосвященный архиепископ Могилевский Варлаам (Шишацкий, +1823), деятель воссоединения униатов с Православием на Волыни,

был ректором Преосвященный архиепископ Астраханский Виталий (Борисов-Жегачев, +1841). В мире Василий Борисов Жегачев, был сын священника Калужской губернии; родился в 1779 г. Обучался сначала в Калужском училище и семинарии, а потом в Московской Академии и слушал лекции в университете. По окончании курса, был учителем в Калужской семинарии. В 1812 г. принял монашество и чрез два месяца был возведен в сан архимандрита Троицкаго Перемышльскаго Лютикова монастыря. Затем он был инспектором Калужской семинарии, ректором Тифлисской и Полтавской семинарий; 28 февраля 1826 г. он был посвящен во епископа Харьковскаго, а 12 марта 1832 г. переведен в Астрахань, с возведением во apxиeпиcкoпa, где и скончался 23 января 1841 г. Погребен в нижнем Успенском соборе. Архиепископ Виталий был добрый архипастырь, сочувственно относился к горю и нуждам других, умел понимать их и всеми зависящими от него средствами старался облегчать тяготы нуждающихся. Многим вдовам и сиротам он тайно подавал милостыню, а в попечительство о бедных ежегодно вносил по 50 руб. К духовенству относился с уважением и старался расположить мирян к тому же. Редко он говорил с духовными лицами тоном начальника, но больше голосом отца. Особенно сердечно относился он к новопоставляемым в духовный сан, которые часто имели в его доме квартиру и стол, а иные получали от него и одежду. В управлении eпapxиeю он был мудр и предусмотрителен. Умел определять достоинство людей, а потому не ошибался в выборе должностных лиц. Бывший вскоре после него на Астраханской кафедре преосвященный Смарагд так выразился об административных способностях Виталия: «что сделал Виталий, того нельзя изменить, не разстроивши порядка». Будучи обычно задумчив и удручен заботами о благосостоянии епархии, он во время совершения литургии совершенно изменялся: лицо его сияло, и весь он как бы отрешался от всего земного и погружался в молитву. Духовенство и граждане любили его, а потому при погребении его проливали горячия слезы. При сем преосвященном, в 1833 г., был открыт институт для воспитания девиц благородного и купеческого звания, который в 60-х годах слился с Мариинской гимназией, а в зданиях его с 1872 г. и до настоящего времени помещается семинария. При нем же, 19 июня 1838 г., открыта публичная библиотека, существующая доселе, а с 1839 г. начали издаваться Астраханския Губернския Bедомости.

преподавал Преосвященный епископ Новомиргородский Далмат (Долгополов, +1883). В миру Долгополов Димитрий Иванович.
Родился в 1831 г. в с. Горках, Короткоякского уезда, Воронежской губернии в семье священника. В 1847 г. поступил в Воронежскую Духовную Семинарию. 27 ноября 1854 г. (по окончании семинарии) рукоположен во священника. В 1855 г., овдовев, поступил в Киевскую Духовную Академию.
В 1858 г. пострижен в монашество. 8 октября 1859 г. окончил курс Академии со степенью кандидата богословия. 20 мая 1860 г. назначен учителем Полтавской семинарии, а 13 сентября - помощником инспектора. С 30 января 1865 г. - инспектор Екатеринославской семинарии; 30 апреля того же года определен соборным иеромонахом. 15 января 1867 г. возведен в сан архимандрита, а 6 марта назначен ректором Екатеринославской семинарии.
10 апреля 1883 г. хиротонисан во епископа Новомиргородского, викария Херсонской епархии. Скончался 23 (22?) декабря 1883 г. от порока сердца, пробыв епископом менее года, не успев проявить своей деятельности как архипастырь.

обучался и преподавал преосвященный епископ Воронежский Епифаний (Саввич, +1825), впоследствии профессор, ректор Казанской Духовной академии. Родился около 1775 г. Образование получил в Переяславской семинарии и Киевской Духовной Академии. В 1798 г. назначен учителем Переяславской семинарии. В 1800 г. пострижен в монашество. С 1805 г. - учитель Новгородской семинарии. В 1806 г. переведен учителем Петербургской Семинарии. В 1807 г. возведен в сан архимандрита Виленского Свято-Духова монастыря. 6 февраля 1808 г. назначен ректором и профессором богословия Казанской академии и архимандритом Казанского Спасо-Преображенского монастыря. 26 марта 1816 г. хиротонисан во епископа Воронежского. Скончался 24 мая 1825 г. (на 50-м году жизни). Погребен в Воронежском Благовещенском соборе.
Труды: Слово на день св. Иоанна Златоустого 13 ноября: Об обязанностях наставника. СПб, 1807; Слово на день тезоименитства имп. Марии Федоровны и вел. кн. Марии Павловны. СПб, 1807; О благотворном влиянии св. веры на людей. СПб, 1807.

был ректором Преосвященный архиепископ Подольский Кирилл (Богословский-Платонов, +1841), участник перевода на русский язык Священного Писания, ректор Московской Духовной академии, доктор богословия, замечательный проповедник, усердный миссионер. В миру Богословский-Платонов Константин Лукьянович. Родился 14 мая 1788 г. в с. Воздвиженском (возле Троице-Сергиевой Лавры) в семье священника. Учился в Лаврской Духовной Семинарии. После смерти отца (1806 г.) состоял стипендиатом митр. Платона. В 1809 г. поступил в С.-Петербургскую духовную академию. В 1814 г. окончил курс Академии со степенью магистра и оставлен в ней бакалавром. 28 августа 1814 г. пострижен в монашество.
В 1817 г. назначен ректором Полтавской Духовной Семинарии и в том же году (29 июня) - архимандритом-настоятелем Лубенского монастыря.
С 1819 г. - ректор Московской Академии и настоятель Московского Новоспасского монастыря. В 1822 г. получил ученую степень доктора богословия. С 26 октября 1824 г. - епископ Дмитровский, викарий Московской епархии. 26 марта 1827 г. назначен епископом Вятским.
24 января 1832 г. возведен в сан архиепископа Каменец-Подольского.
Скончался 28 марта 1841 г. в Петербурге, куда был вызван для присутствия в Св. Синоде. Погребен в Александро-Невской Лавре в Златоустовской церкви.
По своей разнообразной церковно-административной и духовно-просветительной деятельности преосвященный Кирилл оставил о себе память, как о выдающемся архипастыре. Уже в годы ректорско-преподавательской деятельности он активный участник в деле перевода на русский язык Св. Писания. Он первый начал читать на русском языке свои лекции по догматическому богословию.Вступив на пост архипастырского служения, преосвященный Кирилл зарекомендовал себя пастырем милостивым, отечески нежным к сиротам, чутким к бедным, снисходительным к немощам и заблуждениям своих чад, христианским терпеливым и справедливым, близким и доступным для всех.
В личной жизни он был строгим аскетом. По средам и пятницам ничего не вкушал кроме просфоры и чая. Все деньги раздавал бедным. В последние дни жизни в Петербурге он не имел денег даже на покупку недорогого лекарства.
Как архипастырь преосвященный Кирилл был замечательным проповедником. Его богослужения и проповеди привлекали целые массы слушателей, в числе которых бывали католики, представители польского общества и даже евреи. Архиепископ Кирилл известен и как усердный миссионер. В Вятской епархии он заботился о распространении православия в среде иноверного населения. Он стремился устранить всякие нестроения епархиальной жизни, заботился об улучшении православного богослужения, построении церквей и благоустройстве бедных монастырей и духовных учебных заведений. Стремился улучшить материальное положение духовенства и низших клириков. Особенно не любил тяжб между духовенством, все споры решал быстро и справедливо. Старался всех примирить. О нем сохранились даже особые поговорки: "Кирилл всех мирил", Кирилл милости творил". Преосвященный Кирилл находился в самых близких отношениях с митрополитом Московским Филаретом и пользовался большим расположением к нему знаменитого иерарха. Сохранилось 40 писем митр. Филарета к преосвященному Кириллу, в которых Московский святитель давал преосвященному свои советы и наставления по различным жизненным вопросам.

Труды: Полное собрание проповедей в 3-х частях. М., 1854;
Собрание слов, говоренных к Вятской пастве (1832);
Поучительные слова и речи к подольской пастве в 2-х томах. М., 1837;
Поучительные слова на воскресные праздники к подольской пастве. М., 1840.

обучался преосвященный архиепископ Черниговский Лаврентий (Бакшевский, +1837). В миру Бакшевский Лука Николаевич.
Родился 11 октября 1776 г. в с. Иваново-Прозоровском, Покровского уезда, Владимирской губернии, в семье священника. В 1788 г. поступил в Переяславскую семинарию. За успехи в учении и прилежание вскоре был переведен в Троицкую Лаврскую Семинарию. В 1799 г. по окончании курса Семинарии определен учителем в Перервинскую семинарию. 2 марта 1800 г. по совету митрополита Платона пострижен в монашество; 25 марта того же года митрополитом Платоном рукоположен во иеродиакона, а 6 декабря 1801 г. - во иеромонаха. 24 апреля 1804 г. определен префектом семинарии и затем соборным иеромонахом. 6 января 1806 г. назначен игуменом Николаевского Перервинского монастыря, а 25 января 1808 г. и настоятелем Угрешского Николаевского монастыря. 14 октября 1808 г. возведен в сан архимандрита Златоустовского монастыря в Москве. В 1812 г. принимал меры к вывозу из Москвы (до прихода французов) церковных святынь и драгоценностей (из кремлевских соборов, монастырей и патриаршей ризницы) и лично уехал с обозом в Вологду, где пробыл 3 месяца. В начале декабря, по получении приказа, вернулся в Москву. В 1813 г. по предписанию Священного Синода восстанавливал разрушенные неприятелем Златоустовский, Перервинский и Московский Богоявленский монастыри. 1 декабря 1813 г. назначен присутствующим в Московской духовной консистории. В 1814 г. освобожден от должности префекта Перервинской семинарии и назначен членом Московского комитета духовной цензуры. 26 июня 1815 г. Священным Синодом ему поручено восстановление Архангельского собора; 20 сентября того же года уволен от управления Перервинским монастырем. 26 июня 1816 г. определен настоятелем Высокопетровского монастыря. 19 января 1819 г. хиротонисан во епископа Дмитровского, викария Московской епархии.
С 3 марта, после кончины архиеп. Августина, временно управлял (три месяца) Московской митрополией. С 17 июля 1824 г. временно управлял Полтавской епархией. 22 августа 1826 г. возведен в сан архиепископа.
14 марта 1831 г. уволен на покой в Переяславский Данилов монастырь.
Скончался в ночь с 16 на 17 декабря 1837 г. Погребен при входе в придел соборной церкви Переяслав-Залесского Троицкого Данилова монастыря.
По духовному завещанию оставил пожертвование Данилову монастырю 5000 рублей и на бедных духовного звания Владимирской епархии 5000 рублей.
Преосвященный Лаврентий много заботился о духовенстве в епархии, искореняя имевшие место злоупотребления, принимал меры к ликвидации раскола, вел борьбу с евреями, которых было очень много в Черниговской епархии.
Труды: Беседы против евреев. Записки архим. Лаврентия о 1812 г. Маяк, 1842, т. II. Слово на освящение храма.

был инспектором преосвященный архиепископ Донской Митрофан (Вицинский, +1887), магистр богословия, почетный член Церковно-археологического общества, член миссионерского общества. В миру Марк Алексеевич Вицинский, сын дьячка Воронежской епархии. Окончил курс Воронежской Семинарии в 1829 г., в 1831 г. рукоположен во священника; овдовев, поступил в Киевскую Духовную Академию, где в 1836 г. принял монашество, в 1839 г. окончил Академию со степенью магистра, затем был инспектором Семинарии в Полтаве, профессором Орловской Семинарии, инспектором Кишиневской, в которой с 1851 г. стал ректором и возведен в архимандрита, 28 мая 1862 г. хиротонисан во епископа Екатеринбургского, викария Пермской епархии, в 1866 г. назначен на Оренбургскую архиерейскую кафедру, 1 мая 1879 г. возведен в архиепископа, а 23 мая перемещен на Дон, где и скончался на 81 году жизни, 19 мая 1887 г.

Владыка отличался снисходительностью, кротостью и отеческой любовью в отношениях к своим подчиненным; в Донской епархии много заботился о миссионерском деле, духовно-учебных заведениях, о церковных школах, открыл братство. Погребен в склепе под Рождество-Богородичной церковью, что при загородной архиерейской церкви. По завещанию оставил в пользу епархиальных учреждений до 15 тыс. рублей.

Рункевич С. Донская епархия //Православная богословская энциклопедия или Богословский энциклопедический словарь/ Под ред. А.П. Лопухина. Т. 5. Донская епархия-ИФИКА.-Петроград, 1904 г.-кол.5-6.

был инспектором преосвященный епископ Томский Платон (Троепольский, +1876), магистр богословия, миссионер в среде раскольников. В миру Троепольский Павел Алексеевич. Родился в 1820 г. (по другим источникам в 1818 г.) в г. Москве в семье причетника. С 1834 г. учился в Московской Семинарии. В 1840 г. поступил в Московскую Духовную Академию. В 1844 г. окончил курс Академии и 30 сентября определен учителем Подольской Семинарии. В 1845 г. удостоен звания магистра.

31 марта 1851 г. пострижен в монашество, 8 апреля - во иеромонаха, 11 апреля назначен учителем Киевской Семинарии. 31 января 1853 г. назначен инспектором Полтавской Семинарии, а 30 ноября того же года переведен в Харьковскую Семинарию. 14 ноября 1854 г. возведен в сан архимандрита Старо-Харьковского Преображенского монастыря. 18 июля 1857 г. назначен ректором Владимирской Семинарии и настоятелем Переяславского Троицкого Данилова монастыря. В этот же период состоял членом духовной консистории, членом строительного комитета и цензором. 21 марта 1860 г. перемещен ректором Петербургской Пеминарии. В Петербурге стоял в числе передовых духовных деятелей - состоял членом консистории, редактором семинарского журнала "Духовная беседа", членом комитета историко-статистического описания церквей и монастыре Санкт-Петербурга и др.
13 декабря 1864 г. хиротонисан во епископа Екатеринославского и Таганрогского. 21 августа 1868 г. перемещен епископом Томским и Семипалатинским. Скончался 8 октября 1876 г.

Преосвященный Платон был архипастырем милостивым, снисходительным, вежливым, чуждым гордости и доступным для всех. В Екатеринославле его стараниями была выстроена новая Духовная Семинария, улучшен быт преподавателей духовно-учебных заведений. Он оживил деятельность епархиального духовенства, тщательно поддерживал мир и спокойствие среди священнослужителей. В Томской епархии преосвященный Платон основное внимание по-прежнему уделял духовно-учебным заведениям епархии и улучшению быта духовенства. Отношение епископа Платона к раскольникам было в высшей степени гуманное. Он не преследовал их строгостями, а только следил, чтобы они не занимались пропагандой среди православных.

был инспектором и ректором преосвященный архиепископ Вологодский Феодосий (Шаповаленко), магистр богословия, член комиссии о преобразовании духовных учебных заведений. В миру Шаповаленко Михаил. Родился в 1811 году в Екатеринославской губернии в семье священника. Окончил Екатеринославскую Семинарию и в 1835 году поступил в Киевскую Духовную Академию. 3 мая 1839 года (на IV курсе академии) принял монашество. 27 сентября 1839 года по окончании Академии назначен преподавателем в Полтавскую Семинарию; 22 октября рукоположен во иеродиакона; 29 октября - во иеромонаха; 3 декабря получил степень магистра. 22 мая 1843 года (по другим источникам - в 1839 году) назначен инспектором Полтавской Семинарии. 30 июня 1845 года перемещен инспектором в Киевскую Духовную Семинарию. 21 октября 1848 года назначен ректором Волынской Семинарии. В том же году 12 ноября возведен в сан архимандрита и определен настоятелем Загаецкого монастыря и членом Волынской духовной консистории. 3 декабря 1852 года переведен ректором Полтавской Семинарии. В 1859 году вызван в Петербург на чреду священнослужения и временно назначен членом Санкт-Петербургской духовной консистории и членом комитета для рассмотрения проектов о преобразовании духовных учебных заведений. С 17 января 1861 года - ректор Воронежской Семинарии и настоятель Алексеевского Акатова монастыря.
1 сентября 1863 года хиротонисан во епископа Тамбовского и Шацкого.
13 июня 1873 года назначен епископом Вологодским и Велико-Устюжским.
В 1883 году возведен в сан архиепископа. Скончался 22 августа 1883 года во время поездки по епархии для ревизии (в г. Тотьме). Погребен в [Тотемском] Спасо-Суморине монастыре.

Архиепископ Феодосий во время служения в Вологде заботился о воспитании и образовании детей духовенства своей епархии. Благодаря его заботам были открыты параллельные классы при Вологодской Семинарии, а также попечительство о бедных воспитанниках. При Вологодском Горнем женском монастыре открыт приют для воспитания и первоначального образования сирот - дочерей духовенства. На устройство приюта преосвященный пожертвовал около 20000 рублей и построил 3-этажный каменный корпус, где и помещалось училище. Кроме того, он внес вклад в 10000 рублей с той целью, чтобы проценты с этой суммы шли на содержание приюта. Преосвященный Феодосий отличался кротким и добрым характером, общедоступностью, гуманным обращением и строгой точностью в исполнении служебных обязанностей. Во время богослужения любил говорить проповеди, которые печатались в епархиальных ведомостях.
Но есть сведения ("Православный собеседник", 1899), которые характеризуют Феодосия как человека сухого, нелюдимого, желчного, не пользовавшегося особенными симпатиями тамбовцев.

Труды: Речь при наречении во епископа. // Христианское чтение. 1863. ч. III. Философские размышления о божественности христианской религии. / Перевод [Феодосий Шаповаленко]. Тамбов, 1867.

обучался преосвященный архиепископ Курский Феоктист (Мочульский, +1818), организатор духовного образования, член Академии наук, миссионер среди сектантов. В миру Иван Мочульский. Родился на Украине в дворянской семье. Во время учебы в Киевской Духовной Академии принял монашество. Был законоучителем в Петербурге, а затем настоятелем в ряде монастырей, в частности, в киевском Михайловском Златоверхом. В 1784 хиротонисан во епископа Севского и Брянского, викария Московской епархии. В 1787 перемещен в Белгород на кафедру, которая при нем получила название Курской. Феоктист внес огромный вклад в развитие духовного и светского просвещения. В частности, он провел реформу духовных училищ и семинарий, где по его инициативе были введены курсы общеобразовательных наук, а также специальный курс по толкованию Священного Писания. Феоктисту принадлежат многочисленные учебные руководства по различным отраслям знания и детская энциклопедия, одна из первых в России (М., 1808). Когда было основано Российское библейское общество, Феоктист принял в его работе живейшее участие. Он открыл в Курске филиал общества, собирал для него денежные пожертвования. Для семинарий Феоктист написал первое русское пособие по герменевтике: «Драхма от сокровища божественных писаний» (М., 1809) и «О божественности христианского учения», М., 1801.

Т и т о в  Ф., Феоктист Мочульский, архиепископ Курский, Труды КДА, 1894, т.I-II; проч. лит. о Ф. указана в РБС, СПб., 1913.

был ректором преосвященный епископ Самарский Феофил (Надеждин, +1865). В миру Надеждин Феодор Иоаннович. Родился в семье дьячка Пушкарской слободы г. Данкова Рязанской губернии. Образование получил в Рязанской Семинарии (1824-1829 гг.). 15 августа 1829 года поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. В 1830 году уволился из Академии по болезни. В 1831 году вновь принят в Академию; в том же году 19 ноября принял монашество; 29 ноября рукоположен во иеродиакона. 29 июля 1833 года рукоположен во иеромонаха; 6 октября того же года, по окончании Академии со степенью магистра, назначен инспектором и учителем Волынской Семинарии. С 16 января 1834 года по 11 ноября 1835 года исполнял обязанности смотрителя Острожских Духовных училищ. В 1838 году определен соборным иеромонахом Александро-Невской Лавры.

19 февраля 1840 года возведен в сан архимандрита. В 1841 году назначен ректором Полтавской Семинарии. 3 апреля 1850 года перемещен ректором Курской Семинарии и назначен настоятелем Рыльского Николаевского монастыря; в конце того же года вызван в Санкт-Петербург на чреду священнослужения. В 1851 году определен ректором Нижегородской Семинарии и настоятелем Печерского Благовещенского монастыря.

На всех местах служения был членом консистории и цензором проповедей. Феофил принимал близкое и сердечное участие в нравственном и материальном состоянии вверенных ему духовно-учебных заведений. 13 января 1857 года хиротонисан во епископа Самарского и Ставропольского.
С 4 октября 1858 года ему поручалось управление Симбирской епархией, а с 15 октября 1863 года - Саратовской епархией. В Самаре епископ Феофил построил три церкви и учредил Духовное училище. Скончался 31 декабря 1865 года.

Труды: Опыт соглашения некоторых мест Евангелия, в которых евангелисты по-видимому противоречат друг другу (магистерское сочинение). Слова: В день св. Пасхи, В день Преполовения, В день освящения храма, Заложение храма, В день свт. Митрофана, еп. Воронежского, В день  Сретения Господня, В неделю Ваий, На освящение храма на кладбище и мужском монастыре и еще 5 слов на освящение храма. Все слова помещены в Самар. Е.В. 1869. № 3. с. 49; № 6. с. 125; № 17. с. 393; № 18. с. 422; № 20. с. 475.

преподавал Николай Сагарда, известный патролог. Родился в семье священника села Красионовка Золотоношского уезда Полтавской губернии. Брат - Николай Иванович Сагарда, профессор богословия. Окончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию в 1909, кандидат богословия. Был профессорским стипендиатом Академии. Магистр богословия (1913, тема диссертации: «Святой Климент Александрийский и его литературная деятельность»). В 1910-1918 преподавал на Второй кафедре патристики Санкт-Петербургской Духовной Академии, читал лекции по истории Антиохийской богословской школы и древнецерковной сирийской литературы. Работал над переводами творений св. Иоанна Дамаскина. В 1918 уехал на Украину, работал библиотекарем Киевского университета. Затем переехал в город Золотоношу, где в 1920-1925 работал в советских организациях (земельном и финансовых окружных отделах). По совместительству в 1923-1925 преподавал историю и психологию на педагогических курсах. В 1925 полностью перешёл на хозяйственную работу. В 1941 эвакуировался в Астрахань, затем жил в Батуми, где руководил плановой группой в ряде артелей, в 1944-1946 - старший референт Отдела рабочего снабжения Управления Черноморского пароходства (в 1944 вместе со своим учреждением переехал в Одессу). Только после возобновления работы духовных учебных заведений получил возможность вернуться к педагогической деятельности. С 1947 - преподаватель Одесской Духовной Семинарии. С февраля 1948 - профессор Ленинградской Духовной Академии, приглашён на эту должность митрополитом Ленинградским и Новгородским Григорием (Чуковым). Читал лекции по Священному Писанию Нового Завета и Истории древней церкви.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий II вспоминал о профессоре А. И. Сагарда: «В моей памяти сохранился светлый образ Александра Ивановича Сагарда, который буквально в последние годы свой жизни спел „лебединую песнь" профессора в возрождённой после войны Ленинградской Духовной Академии. Он был учёным мужем, человеком глубокой веры и подлинно профессором, который обеспечил преемство дореволюционной духовной академии в академии, возродившейся после Великой Отечественной войны». Ещё одно воспоминание Патриарха о профессоре: «В моей жизни, как, впрочем, на жизненном пути любого человека, встречались те, кто оказал глубокое духовное влияние. Например, в период моего студенчества в Ленинградской Духовной Академии таковым был профессор Александр Иванович Сагарда, замечательный патролог, преподававший еще в дореволюционной академии. Как он переживал, когда читал об Acta martyrum - мученических актах первых веков христианства. Больше 50 лет прошло, а я до сих пор помню, с каким чувством Александр Иванович сказал одному студенту, нерадиво отвечавшему на занятиях Священного Писания Нового Завета: „Вы должны полюбить эту книгу"».

Труды: «Ипотипосы» Климента Александрийского. СПб, 1913; По вопросам церковно-общественной жизни. СПб, 1913; Пресвитеры Климента Александрийского // «Христианское чтение». 1917. № 1-2; Введение в курс Древней Церкви. Л., 1948 (машинопись); Место устной традиции в истории развития древнецерковной мысли (актовая речь в ЛДА) // Журнал Московской Патриархии. 1949. № 1, № 2; Литературная деятельность митрополита Киевского Владимира // Журнал Московской Патриархии. М., 1996. № 2; Сагарда Н. И., Сагарда А. И. Полный корпус лекций по патрологии. СПб, 2004.

преподавал Григорий Савич Сковорода.

Григорий Саввич родился в Чорнухах Лубенского полка (ныне райцентр Полтавской области) в семье "малоґрунтовного", т.е. малоземельного казака Саввы Сковороды и Пелагеи, которая походила с древнего рода казацких старшин Шенгереев. Сызмала Григорий проявил склонность к Богопочитанию", музыке и другим наукам; играл на сопилке, пел в церкви на клиросе "приятным голосом". С 1730 ходил в сельскую школу к учителю-дьячку. В 1734 Сковорода вступил в низший (грамматический) класс Киевской (Могилянской) Академии. На 2-м году класса «философии» прервал обучение в связи с зачислением певчим в Придворный хор. В августе 1744 Сковорода в чине "придворного уставщика" (дирижера) вернулся в Академию, и в скором времени как певец в составе Токайской комиссии по заготовке вин выехал к Венгрии. Находясь на службе в Токае, Сковорода осуществил при содействии главы Комиссии Ф. Вышневского путешествия в европейские научные центры. Особенно значимым оказалось путешествие в Галль, тогдашний центр пиетической философии, знакомство с представителями которой повлияло на формирование собственной философской позиции Сковороды. Возвратившись домой в октябре 1750, Сковорода препод пиитику в Переяславском коллегиуме, но осенью 1751 снова вернулся в Киевскую Академию, где продолжил обучение в классе богословия, изучая древнееврейскую, греческий и латинский языки, тем не менее полного курса не закончил. Его, как лучшего студента, митрополит Киевский Тимофей (Щербацький) рекомендовал домашним учителем помещику С. Томари в село Каврай Переяславского полка (Золотононского района Черкасской области). Здесь Сковорода с 1753 по 1759 (с небольшим перерывом) учил малолетнего сына Томари Василия (позже искреннего своего почитателя) разным наукам, разработал и впервые применил свою оригинальную педагогическую концепцию "воспитание сердца". Как отмечает Н. Ковалинский, "Сковорода начал больше опекать сердце молодого своего воспитанника и, рассматривая естественные его склонности, помогать лишь природе в выборе направления легко, будто неслышно, а не преждевременно обременять его ум науками, - и воспитанник привязался к нему внутренней любовью".

В конце 1759 по приглашению епископа Белгородского Сковорода стал преподавателем пиитики, а со временем и греческого языка в Харьковском коллегиуме, где трудился с перерывами до 1764, а после еще и в 1768-1769 годах. Но в 1769 году, на этот раз навсегда, покинул официальную службу. Из этого момента начался важнейший период жизни Григория Саввича - жизнь странствующего философа. Писать Сковорода начал еще в Кавраев ("Сад божественных песен"), в харьковский период написанная основная часть "Басен харьковских", а также "Вступительная дверь к христианскому благочестию" (курс лекций по этике). "Бедный жаворонок" был написан уже в период путешествий.

Странствовал Сковорода, главным образом, по Слобожанщине, останавливаясь на несколько месяцев у тех или иных со знакомых-почитателей. Странствующий образ жизни довольно гармонично объединялся со специфическим стилем творчества, который вполне естественно "вписывался" в распространенный в тогдашней Украине литературно-философский стиль творческого мышления - бароко. Барочная направленность мысли Сковороды сказалась прежде всего в принципиально нерационалистическом толковании умственной деятельности человека - даже терминологически. Сковорода избегал слова "ум", используя кое-где ироническое выражение "ползучий ум". Вместе с тем встречаем слова "мысли", "душа", "дух". Причем все эти понятия теснейшим образом связываются Сковородой с сердцем, органически пронизанные кордоцентричним содержанием.

Реальность, по Сковороде, является гармоническим взаимодействием трех «миров»: макрокосма (вселенной), микрокосма (человека) и символического мира. Большой мир (макрокосмос) и человек (микрокосмос), будучи отличными мирами, вместе с тем тесно между собой взаимодействуют. Взаимодействие это гармоническое, но устанавливается гармония не автоматически, не самая собой: ее грунт - творческая жизненная инициатива человека. Для каждого человеческого индивида существует способ гармонизации с макрокосмом (естественным и социальным бытием). А "инструментом" нахождения своего верного жизненного пути есть сердце.

Хотя Сковороду называют часто русским философом (О. Введенский, О. Лосев, М. Лоський и др.), прав все-таки был М. Бердяев, который писал, что Сковорода был украинским философом... народным мудрецом.

Григорий Саввич Сковорода, который и в самом деле внес большой вклад в философию русскую и справил незаурядное влияние на ее развитие, все же справедливо называется родоначальником классической украинской философии.

а также светских деятелей:

был преподавателем и наставником писатель Иван Семенович Нечуй-Левицкий.

Родился в городе Стеблево Черкасской губернии в семье священника в 1838 г., учился в Киевской Духовной Академии, был учителем словесности в Полтавской Духовной Семинарии и гимназии. Повести Левицкого отличаются серьезным, вдумчивым отношением к народной жизни и добросовестным ее изучением. Основное стремление автора - нравственное объединение всех слоев украинского населения на народных началах. Он писал также драмы и исторические статьи. Сочинения Левицкого издавались на Украине и за границей; некоторые его повести, напечатанные в галицких изданиях, в России не переиздавались. Повести и сказки Левицкого: ""Дви московки"" (1868, киевское издание, 1882); ""Рибалка Панас Крут"" (1868, одно из лучших произведений Левицкого; киевские издания, 1874 и 1887); ""Причепа"" (1869); ""Запорозьци"" (1873, киевское издание, 1874); ""Хмари"" (Киев, 1874); ""Неможна баби Парасци вдержатись на сели"" (1874); ""Благословить баби Паражци скоропостижно вмерти"" (1875); ""Бидний думкою богатийе"" (фантазия, в галицкой ""Правде"", 1875); ""Микола Джеря"" (1878, напечатанный в киевском альманахе ""Рада"", 1883); ""Кайдашева семья"" (1879, киевское издание, 1887); ""Бурлачка"" (Киев, 1881); ""Прыятели"" (Киев, 1881); ""Старосветские батюшки и матушки"" (интересный исторический роман, в ""Киевской Старине"", 1884 и 1885); ""Невинна"" (в сборнике ""Степь"", 1886); ""Два браты"" (1887, галицкое издание); ""В концерте"" (галиц. ""Зоря"", 1887, VIII); ""Чортяча спокуса"" (Киев, 1889); ""Пропащи"" (галиц. ""Правда"", 1888, I); ""Афонский пройдысвит"" (ib., 1890, II) и ""Над Черным морем"" (в галиц. ""Зоре"", 1890). Драмы: ""Маруся Богуславка"" (1875); ""На кожумяках"" (1875) и ""Голодному и опеньки мясо"" (1886, все киевские издания). Популярно-исторические статьи: ""Уния и Петр Могила"" (1876); ""Перши киевски князи"" (1876); ""Татары и Литва на Украине"" (1876); ""Богдан Хмельницкий"" и ""Иван Выговский"" (львовские издания). Работы историко-литературные и другие: ""Сьогочасне литерат.-прямування""; ""Мундривка на Подлясье"" и ""В Карпатах""; ""Украинство на литературных позвах з Московщиною""; ""Святогляд украинського народа"" и др. ""Автобиография"" Левицкого напечатана в ""Свит"" (1881). Издано собрание ""Повести й оповидання"" (7 томов, Киев, 1900 - 1911).

был преподавателем дирижер, педагог и композитор Гордий Павлович Гладкий.

Гордий Гладкий родился в маленьком хуторе в нынешнем Карловском районе Полтавщины. Семья была бедная, и в самом юном возрасте Гордий уже узнал цену заработанного куска хлеба. Так, в 1860-х годах он уже работал в чайном магазине купцов Поповых, которые жили на Петровской улице Полтавы.

Музыкальные способности у Гордия проявились рано. Работая приказчиком, он использовал для пения всякую свободную минуту, знал множество украинских народных песен, любил поэзию Тараса Шевченко. Писал музыку и проигрывал свои произведения на гитаре, поскольку более "приличного" инструмента доступного ему просто не было. А прослушивал свои песни он в исполнении друзей, которые приходили в его убогое жилье: каждую субботу в комнате Гордия на первом этаже большого трехэтажного дома собиралась молодежь, в основном местные семинаристы с хорошими голосами. Так образовывался импровизированный хор, причем, по отзывам современников-слушателей, "первоклассный". А управлял им, конечно же, автор и вдохновитель, который показал, кроме любви к музыке и композиторских способностей, еще и прекрасные навыки дирижера. Закончив Синодальные певческие курсы, которые вел в Полтаве ученик Чайковського - П. Щуровский, Гордий преподавал в Полтавской Семинарии, где его таланты проявились полностью. Среди произведений Гордия Павловича было как много обработок народных песен, так и собственных творений. Кстати, именно П. Щуровский ввел в программу певческих курсов особые упражнения состоящие из написания песен на стихи украинских поэтов. О судьбе песен Г. Гладкого мы расскажем ниже.

Говорят, что песня удалась, если она считается народной. Именно такая

судьба ожидала по меньшей мере две песни Гладкого.

...Во Львове впервые собирались широко отметить седьмую годовщину смерти Кобзаря. Представители общественности обратились к Николаю Лысенко с просьбой написать музыку к "Заповиту". Николай Витальевич согласился, долго и напряженно работал, и накануне седьмой годовщины смерти великого поэта отослал в Львов первое оригинальное произведение на стихи Т. Шевченко. В Шевченковские дни 1868 года "Заповит" на музыку

Н. Лысенко прозвучал в исполнении сводного хора Львовской общественности. Одновременно с Лысенко музыку к "Заповиту" написал и Михаил Вербицкий. Авторский замысел был оригинальным: текст поет тенор, а строфу "Поховайте та вставайте..." подхватывает весь хор. Широкого распространения эта версия не получила. Другие композиторы тоже пытались сделать гениальное произведение Тараса Шевченко - "Заповит" - популярной, народной песней, однако эти старания оказались напрасными. Следует отметить, что само содержание песни, конечно же не предполагало "шлягерности", однако и народ, который любил песни на стихи Кобзаря, "Заповит" петь не спешил.

Только в 1870 году Гордий Гладкий смог создать такую музыку, которая всецело была согласна с духом оригинала и воссоединялась с его буквой. Песня стала народной (так часто и пишется в аннотациях: Слова Т. Шевченко, музыка народная). В марте 1911 года, по случаю 50-летия смерти Кобзаря, в Большом зале Московской Консерватории собрались представители прогрессивной русской и украинской интеллигенции, мастера искусств. Несмотря на запрет, хор под управлением еще одного гениального полтавчанина, Николая Лысенко, исполнил "Заповит" на музыку Гладкого величественно и торжественно, сильно и мужественно. А песня продолжала считаться "народной", и только в 1929 году (!) в журнале "Музыка" было названо имя автора - Гордий Павлович Гладкий. Автор прожил еще меньше Тараса Шевченко, и умер в возрасте 45 лет...

И еще одно произведение Гладкого стало народным - песня «Зоря моя вечирняя". Песня творчески обработана народом, и также практически везде надписывается как "народная". В крайнем случае, указывается "в обработке Г. Гладкого", хотя на самом деле следовало бы писать: «музыка Г. Гладкого, обработка народная»...

обучался известный поэт и переводчик Николай Иванович Гнедич.

Николай Гнедич родился в Полтаве, происходил из казачьего рода Гниденко, которые жили на Слободской Украине в местах, где позднее прошла граница Полтавской и Харьковской губерний. Предки Гнедича были Котелевскими, Охтырскими, Куземенскими и Билевскими сотниками.

Предки Гнедича принадлежали к тому среднему пласту казачества, который крепко держался за землю и ее доходы. Они понемногу увеличивали свои маленькие хозяйства, прикупая то "ниву", то "двор с домами и пасеку с садом", то "пекарню и лес", то "шинковый двор", а особенно любили приобретать мельницы. Во времена Екатерины II много сотников, в том числе Гниденки, получили дворянство (достоверно, именно тогда же приобрели они фамилию Гнедич), а с тем утратили свою власть и сделались чиновниками или сельскими обывателями, громко именованными в тех местах помещиками. Последним Котелевским сотником был дед Гнедича - Петр Осипович. Отец Гнедича Иван Петрович уже ни в какую власть не избирался, и занимался своими хуторками и мельницами с братьями, пока совсем не обеднел.

Яркие и радостные впечатления детства были затемненные несчастными событиями и обстоятельствами. Мать Гнедича умерла при его рождении. Еще в раннем детстве Гнедич перенес оспу, которая лишила его одного глаза и оставила следы на его правильном красивом лице. Отцу было не до детей: дела шли плохо, и он торопился устроить сына «за казенные средства». Девятилетнего Гнедича отвезли в Полтаву, где и отдалили  в "Словенскую семинарию".

Гнедич оказался среди тех "грамматиков", о которых у Гоголя сказано, что они "были еще очень малые; идя, толкали друг друга и ссорились между собой тончайшим дискантом; были все почти в разодранных или загрязненных платьях" ("Вий"). Однако среди толпы уставших от побоев, схоластики и плохого «корма» бурсаков Гнедич нашел товарища, с которым потом сделал первые шаги в новую жизнь и сохранил дружбу навсегда. Это был О. П. Юшневский. Несмотря на то, что преподавание древних языков в семинариях не отличалось серьезностью, а "профессора" не были особенно в них сильны, Гнедич с самого начала проявил особые способности к языкам. Кроме того, у него уже тогда была склонность к стихам и "лицедейству", т.е. к театральной игре. Наверное, маленькому Гнедичу приходилось ходить и по полтавским домам "с вертепами", а в награду получать "кусок полотна, или мешок проса, или половину варенного гуся", как это описано на первых страницах повести «Вия». Во всяком случае, Гнедич упоминал, что принимал участие в "народных театрах" и тогда еще пристрастился к ним.

Со временем Гнедич перевелся в Харьков, и закончил Харьковский коллегиум в 1800 году, после чего поступил в Московский университет. По его окончанию, в начале 1803 г. приехал в Петербург и поступил на службу в Департамент Народного Образования. Здесь, иногда в трудной материальной обстановке, развернулась литературная деятельность Гнедича, которая получила склонность и уважение Алексея Николаевича Оленина. Благодаря Оленину, он в 1811 г. был избран членом Российской Академии и назначен в Императорскую Публичную Библиотеку. 26 декабря 1826 г. Гнедич был избран членом-корреспондентом Императорской Академии Наук по литературе и истории славянских народов. Но до этого времени состояние здоровья Гнедича уже не разрешало ему увеличивать его обязанности, и он по болезни был освобожден из ведомства Государственной Канцелярии, а с 31 января 1831 г., по той же причине, он совсем оставил государственную службу и вышел в отставку с чином статского советника и пенсией. В начале 1833 г. Гнедич заболел гриппом, и эта болезнь оказалась для него фатальной: ослабленный различными болезнями организм не выдержал, и Гнедич 3 февраля 1833 г. умер в возрасте 49-ти лет.

Посвятив  себя всецело литературе, Гнедич не принадлежал ни к какой литературной партии и литературному течению. В молодости он был близок к "Свободному Обществу", принимал участие в либеральных журналах, однако в то же время поддерживал хорошие отношения с писателями другого лагеря.

По свидетельству Батюшкова, "у Гнедича есть прекрасное и редчайшее качество: он с детским простодушием любит искать красоты в том, что читает; это наилучший способ с пользой читать, обогащать себя, наслаждаться. Он мало читает, но хорошо". Другой современник и приятель Гнедича, С. П. Жихарєв, изображает его человеком "очень добрым, миролюбивым и умным". По словам Жихарева, Гнедич "отличен был своей  неутомимой старательностью и терпением, любовью к древним языкам и страстью к некоторым трагедиям Шекспира и Шиллера... Гнедич... захватывался всем, что выходило из обычного порядка вещей".

Умение держать себя доступно и с достоинством, привлекательная особенность в характере - искать и находить, прежде всего, добрые качества в других людях, в их действиях и произведениях, очевидно и дали Гнедичу возможность дружить с писателями разных положений и направлений. Все современники единодушно отмечают в воспоминаниях эти добрые черты в Гнедиче и находят даже что-то привлекательное в самой внешности его.

Гнедич был глубоко религиозным человеком. Внутреннее чувство он ставил выше всяких соображений. "Так как мы ощущаем Бога и совесть, - размышляет он, - то должны и верить им: все доводы будут всегда ниже от убеждений этого ощущения... В буре несчастий светильник философии значительно меньше успокаивает, чем маленькая лампада перед образом  Пресвятой Богородицы... Строгие, чистые настроения духа и благочестивая мысль еще более нужны в союзе с музами, чем гений".

Литературное творчество Гнедича как в поэзии, так и в прозе не имело такого значения для истории литературы, какое получила его переводческая деятельность. Перевод Илиады Гомера обессмертил его имя и принес ему заслуженную славу. Это была не только работа, но и подвиг всей жизни Гнедича, которому он посвятил все свои силы и всего себя. К Илиаде Гнедич имел любовь еще в университете. Гомер был его любимым поэтом, которого он тщательно изучал еще на школьной скамье, и после школы он не прерывал своих занятий греческим языком и греческими писателями, особенно Гомером, "глубоко вникая в каждый стих, в каждый звук Илиады". "Она была собеседницей, утехой всей его жизни, - говорит Лобанов, друг Гнедича. - Ни болезни, ни страдание не охладили в нем этой любви: Гомер был постоянным предметом огненных бесед его". К переводу Илиады Гнедич приступил, однако, не вдруг, и сам перевод ее гекзаметром появился значительно позднее первых его попыток этом роде.

С 1807 г. Гнедич взялся за перевод Илиады, и, будучи 23-годовым парнем, обрек себя на серьезный, длинный и тяжелый подвиг. Сначала он переводил Илиаду александрийскими стихами и в 1809 р. издал 7-ю песню. Но, имея утонченное чувство - понимать всю силу красоты оригинала и желая перевести его на отечественный язык с наибольшей точностью, он страдал, что александрийский стих не дает такой возможности. Не были удовлетворенны таким переводом и некоторые образованные современники Гнедича, среди них был и Пушкин.

В 1813 г., когда Гнедич дописывал уже 11-ю песню, С. С. Уваров обратился к нему с письмом, которое имело решающее значение для дальнейшей работы Гнедича, и убедил его перевести Илиаду гекзаметром. "Одно из лучших украшений греческой поэзии, - писал Уваров, - есть богатое и систематическое ее стопосложение. Здесь каждый род поэзии имеет свой размер, и каждый размер не только свои законы и правила, но, как бы сказать, свой гений, и свой язык. Гекзаметр (шестистопный героический стих) присущ эпопее. Этот размер полностью применим к такому роду поэзии. При наибольшей ясности, он имеет удивительное богатство в оборотах, волшебную гармонию".

Гнедич целиком согласился с Уваровым и, в письме к нему, представил почти всю 6-ю песню Илиады, переведенную гекзаметрами. Новая работа Гнедича получил одобрение, хотя и не всеобщее. Гнедич, с огромной силой воли и безоговорочной любовью к работе, целиком отдался подвигу. Он изучал до мелких деталей каждый стих Илиады, каждое слово, терпеливо и настойчиво переводя слово за словом, постепенно совершенствуя стихи и язык. Плодом кропотливой работы, через двадцать лет после печати первого  опыта перевода в 1829 г., появилось полное издание Илиады, переведенной размером оригинала.

Критика отметила, что "Гнедич предал гомеровским песням какую-то торжественность, настроил их на риторический тон...". "Московский Вестник" писал: "Слава Богу! В конце концов, мы дождались Илиады Гомера! Поздравляем, от всего сердца поздравляем новую, давно желанную гостью!". Этот же журнал признавал и заслугу переводчика: "наш переводчик имел здравое понятие о своем деле, которое приносит честь его эстетическому пониманию". "Северная Пчела" в первом номере 1830 г. также поздравила издание Илиады: "И русская словесность украсилась этим вековым достоянием поэзии всего человечества. Николай Иванович Гнедич обогатил нашу литературу, наш язык бессмертной песней, которая прошла сквозь тысячелетия. Мы получаем в этом переводе не бледную копию, ни боязливое наследование прозой или александрийскими стихами, но верный, живой, пламенный список, в котором сохранены все черты, все краски оригинала; нам передан стих Гомера с тем же размером, с той же гармонией, которые зачаровывали Солона и Александра: мы видим древний мир в детской его простоте; видим старый Олимп, видим состояние греков и твердыни Троянской в точном их виде; слышим и голос богов и беседы героев древности, в правдивых отголосках".

В "Литературной Газете" (1830, № 2) Пушкин писал: "В конце концов опубликован так давно ожидаемый перевод Илиады! Когда писатели, разбалованные минутными успехами, преимущественно бросаются на блестящие мелочи, когда талант сторонится работы, а мода пренебрегает образцами древности, когда поэзия не является набожным служением, но токмо легкомысленным занятием: с чувством глубокой благодарности и уважения смотрим на поэта, который посвятил лучшие годы жизни исключительной работе, бескорыстному вдохновению и осуществлению единого, высокого подвига. Русская Илиада перед нами. Приступаем к ее изучению, чтобы со временем дать отчет нашим читателям о книге, которая будет иметь важнейшее значение для отечественной словесности".

Впрочем, критики отмечали и определенные недостатки перевода, в частности - его «тяжеловесность» вследствие перегруженности славянизмами. Но все эти недостатки искупаются искренностью и силой, которые веют от стихов Гнедича".

Завершив свою большую и замечательную работу по переводу Илиады, Гнедич в скором времени и совсем почил от всех работ земных. Прах его захоронен на новом кладбище Александро-Невского монастыря, рядом с Крыловым. На могиле его общими усилиями благодарных друзей, поставили памятник, на котором сделали надпись: "Гнедичу, который обогатил Русскую Словесность переводом Омира", и стих 249 из 1-й песни Илиады: " Речи из уст его вещих сладчайшия меда лились ".

Николай Гнедич родился в Полтаве, происходил из казачьего рода Гниденко, которые жили на Слободской Украине в местах, где позднее прошла граница Полтавской и Харьковской губерний. Предки Гнедича были Котелевскими, Охтырскими, Куземенскими и Билевскими сотниками.

Предки Гнедича принадлежали к тому среднему пласту казачества, который крепко держался за землю и ее доходы. Они понемногу увеличивали свои маленькие хозяйства, прикупая то "ниву", то "двор с домами и пасеку с садом", то "пекарню и лес", то "шинковый двор", а особенно любили приобретать мельницы. Во времена Екатерины II много сотников, в том числе Гниденки, получили дворянство (достоверно, именно тогда же приобрели они фамилию Гнедич), а с тем утратили свою власть и сделались чиновниками или сельскими обывателями, громко именованными в тех местах помещиками. Последним Котелевским сотником был дед Гнедича - Петр Осипович. Отец Гнедича Иван Петрович уже ни в какую власть не избирался, и занимался своими хуторками и мельницами с братьями, пока совсем не обеднел.

Яркие и радостные впечатления детства были затемненные несчастными событиями и обстоятельствами. Мать Гнедича умерла при его рождении. Еще в раннем детстве Гнедич перенес оспу, которая лишила его одного глаза и оставила следы на его правильном красивом лице. Отцу было не до детей: дела шли плохо, и он торопился устроить сына «за казенные средства». Девятилетнего Гнедича отвезли в Полтаву, где и отдалили  в "Словенскую семинарию".

Гнедич оказался среди тех "грамматиков", о которых у Гоголя сказано, что они "были еще очень малые; идя, толкали друг друга и ссорились между собой тончайшим дискантом; были все почти в разодранных или загрязненных платьях" ("Вий"). Однако среди толпы уставших от побоев, схоластики и плохого «корма» бурсаков Гнедич нашел товарища, с которым потом сделал первые шаги в новую жизнь и сохранил дружбу навсегда. Это был О. П. Юшневский. Несмотря на то, что преподавание древних языков в семинариях не отличалось серьезностью, а "профессора" не были особенно в них сильны, Гнедич с самого начала проявил особые способности к языкам. Кроме того, у него уже тогда была склонность к стихам и "лицедейству", т.е. к театральной игре. Наверное, маленькому Гнедичу приходилось ходить и по полтавским домам "с вертепами", а в награду получать "кусок полотна, или мешок проса, или половину варенного гуся", как это описано на первых страницах повести «Вия». Во всяком случае, Гнедич упоминал, что принимал участие в "народных театрах" и тогда еще пристрастился к ним.

Со временем Гнедич перевелся в Харьков, и закончил Харьковский коллегиум в 1800 году, после чего поступил в Московский университет. По его окончанию, в начале 1803 г. приехал в Петербург и поступил на службу в Департамент Народного Образования. Здесь, иногда в трудной материальной обстановке, развернулась литературная деятельность Гнедича, которая получила склонность и уважение Алексея Николаевича Оленина. Благодаря Оленину, он в 1811 г. был избран членом Российской Академии и назначен в Императорскую Публичную Библиотеку. 26 декабря 1826 г. Гнедич был избран членом-корреспондентом Императорской Академии Наук по литературе и истории славянских народов. Но до этого времени состояние здоровья Гнедича уже не разрешало ему увеличивать его обязанности, и он по болезни был освобожден из ведомства Государственной Канцелярии, а с 31 января 1831 г., по той же причине, он совсем оставил государственную службу и вышел в отставку с чином статского советника и пенсией. В начале 1833 г. Гнедич заболел гриппом, и эта болезнь оказалась для него фатальной: ослабленный различными болезнями организм не выдержал, и Гнедич 3 февраля 1833 г. умер в возрасте 49-ти лет.

Посвятив  себя всецело литературе, Гнедич не принадлежал ни к какой литературной партии и литературному течению. В молодости он был близок к "Свободному Обществу", принимал участие в либеральных журналах, однако в то же время поддерживал хорошие отношения с писателями другого лагеря.

По свидетельству Батюшкова, "у Гнедича есть прекрасное и редчайшее качество: он с детским простодушием любит искать красоты в том, что читает; это наилучший способ с пользой читать, обогащать себя, наслаждаться. Он мало читает, но хорошо". Другой современник и приятель Гнедича, С. П. Жихарєв, изображает его человеком "очень добрым, миролюбивым и умным". По словам Жихарева, Гнедич "отличен был своей  неутомимой старательностью и терпением, любовью к древним языкам и страстью к некоторым трагедиям Шекспира и Шиллера... Гнедич... захватывался всем, что выходило из обычного порядка вещей".

Умение держать себя доступно и с достоинством, привлекательная особенность в характере - искать и находить, прежде всего, добрые качества в других людях, в их действиях и произведениях, очевидно и дали Гнедичу возможность дружить с писателями разных положений и направлений. Все современники единодушно отмечают в воспоминаниях эти добрые черты в Гнедиче и находят даже что-то привлекательное в самой внешности его.

Гнедич был глубоко религиозным человеком. Внутреннее чувство он ставил выше всяких соображений. "Так как мы ощущаем Бога и совесть, - размышляет он, - то должны и верить им: все доводы будут всегда ниже от убеждений этого ощущения... В буре несчастий светильник философии значительно меньше успокаивает, чем маленькая лампада перед образом  Пресвятой Богородицы... Строгие, чистые настроения духа и благочестивая мысль еще более нужны в союзе с музами, чем гений".

Литературное творчество Гнедича как в поэзии, так и в прозе не имело такого значения для истории литературы, какое получила его переводческая деятельность. Перевод Илиады Гомера обессмертил его имя и принес ему заслуженную славу. Это была не только работа, но и подвиг всей жизни Гнедича, которому он посвятил все свои силы и всего себя. К Илиаде Гнедич имел любовь еще в университете. Гомер был его любимым поэтом, которого он тщательно изучал еще на школьной скамье, и после школы он не прерывал своих занятий греческим языком и греческими писателями, особенно Гомером, "глубоко вникая в каждый стих, в каждый звук Илиады". "Она была собеседницей, утехой всей его жизни, - говорит Лобанов, друг Гнедича. - Ни болезни, ни страдание не охладили в нем этой любви: Гомер был постоянным предметом огненных бесед его". К переводу Илиады Гнедич приступил, однако, не вдруг, и сам перевод ее гекзаметром появился значительно позднее первых его попыток этом роде.

С 1807 г. Гнедич взялся за перевод Илиады, и, будучи 23-годовым парнем, обрек себя на серьезный, длинный и тяжелый подвиг. Сначала он переводил Илиаду александрийскими стихами и в 1809 р. издал 7-ю песню. Но, имея утонченное чувство - понимать всю силу красоты оригинала и желая перевести его на отечественный язык с наибольшей точностью, он страдал, что александрийский стих не дает такой возможности. Не были удовлетворенны таким переводом и некоторые образованные современники Гнедича, среди них был и Пушкин.

В 1813 г., когда Гнедич дописывал уже 11-ю песню, С. С. Уваров обратился к нему с письмом, которое имело решающее значение для дальнейшей работы Гнедича, и убедил его перевести Илиаду гекзаметром. "Одно из лучших украшений греческой поэзии, - писал Уваров, - есть богатое и систематическое ее стопосложение. Здесь каждый род поэзии имеет свой размер, и каждый размер не только свои законы и правила, но, как бы сказать, свой гений, и свой язык. Гекзаметр (шестистопный героический стих) присущ эпопее. Этот размер полностью применим к такому роду поэзии. При наибольшей ясности, он имеет удивительное богатство в оборотах, волшебную гармонию".

Гнедич целиком согласился с Уваровым и, в письме к нему, представил почти всю 6-ю песню Илиады, переведенную гекзаметрами. Новая работа Гнедича получил одобрение, хотя и не всеобщее. Гнедич, с огромной силой воли и безоговорочной любовью к работе, целиком отдался подвигу. Он изучал до мелких деталей каждый стих Илиады, каждое слово, терпеливо и настойчиво переводя слово за словом, постепенно совершенствуя стихи и язык. Плодом кропотливой работы, через двадцать лет после печати первого  опыта перевода в 1829 г., появилось полное издание Илиады, переведенной размером оригинала.

Критика отметила, что "Гнедич предал гомеровским песням какую-то торжественность, настроил их на риторический тон...". "Московский Вестник" писал: "Слава Богу! В конце концов, мы дождались Илиады Гомера! Поздравляем, от всего сердца поздравляем новую, давно желанную гостью!". Этот же журнал признавал и заслугу переводчика: "наш переводчик имел здравое понятие о своем деле, которое приносит честь его эстетическому пониманию". "Северная Пчела" в первом номере 1830 г. также поздравила издание Илиады: "И русская словесность украсилась этим вековым достоянием поэзии всего человечества. Николай Иванович Гнедич обогатил нашу литературу, наш язык бессмертной песней, которая прошла сквозь тысячелетия. Мы получаем в этом переводе не бледную копию, ни боязливое наследование прозой или александрийскими стихами, но верный, живой, пламенный список, в котором сохранены все черты, все краски оригинала; нам передан стих Гомера с тем же размером, с той же гармонией, которые зачаровывали Солона и Александра: мы видим древний мир в детской его простоте; видим старый Олимп, видим состояние греков и твердыни Троянской в точном их виде; слышим и голос богов и беседы героев древности, в правдивых отголосках".

В "Литературной Газете" (1830, № 2) Пушкин писал: "В конце концов опубликован так давно ожидаемый перевод Илиады! Когда писатели, разбалованные минутными успехами, преимущественно бросаются на блестящие мелочи, когда талант сторонится работы, а мода пренебрегает образцами древности, когда поэзия не является набожным служением, но токмо легкомысленным занятием: с чувством глубокой благодарности и уважения смотрим на поэта, который посвятил лучшие годы жизни исключительной работе, бескорыстному вдохновению и осуществлению единого, высокого подвига. Русская Илиада перед нами. Приступаем к ее изучению, чтобы со временем дать отчет нашим читателям о книге, которая будет иметь важнейшее значение для отечественной словесности".

Впрочем, критики отмечали и определенные недостатки перевода, в частности - его «тяжеловесность» вследствие перегруженности славянизмами. Но все эти недостатки искупаются искренностью и силой, которые веют от стихов Гнедича".

Завершив свою большую и замечательную работу по переводу Илиады, Гнедич в скором времени и совсем почил от всех работ земных. Прах его захоронен на новом кладбище Александро-Невского монастыря, рядом с Крыловым. На могиле его общими усилиями благодарных друзей, поставили памятник, на котором сделали надпись: "Гнедичу, который обогатил Русскую Словесность переводом Омира", и стих 249 из 1-й песни Илиады: " Речи из уст его вещих сладчайшия меда лились ".

обучался просветитель, общественный деятель Григорий Ипатиевич Маркевич,

обучался ливанский писатель Мишель Нуайме (Mikhail Naimy).

 15631